Антон Сибиряков - В поисках любви

Сашка отворачивается от окна. Ловит мой взгляд.

— Ты же не станешь мне врать, правда? Потому что я хочу помочь…

Пытаюсь опустить глаза, но она чувствует это и хватается сильней:

— Оксан?!

— Знаешь же, что я не умею врать.

— Могла научиться!

Бьет под дых так неожиданно, что у меня перехватывает дыхание. Смотрю на нее из глубокого нокаута. Закрывается. Складывает руки на груди.

— Зачем ты так, Аль?

Молчит. Ее тонкий, похожий на черную линию силуэт, сгорает в белом свете зимы. И я понимаю, что сейчас она так далеко от меня, как никогда еще не уходила.

Вернись!

— Я не вру тебе.

Как-то Сашка сказала, что мы обе странные и этим притягиваем людей. Но сейчас, оглядываясь по сторонам, я понимаю, что это не так. Мы очень одиноки. И нужны друг другу больше, чем думаем.

— Те же самые кошмары?

В приоткрытом ноутбуке, за строкой пароля, я прячу свои откровения. То, что не желаю больше держать в себе. Но и рассказать могу только призраку в машине.

Пожимаю плечами.

— Те же. Только на сны они больше не похожи.

— Вот как? А ты не думала, что так оно и есть? Что, в конце концов, ты и окажешься там, в этом гребаном подвале, если не прекратишь трахаться со всякой извращенной мразью!? Думала так, Оксана?!

— Не кричи на меня! Ты же сама этого хотела! Ты…

— Я хотела?! — вырывается из белого пламени — черный ангел, изгнанный на землю. Склоняется надо мной. — Я хотела, чтобы ты научилась жить по-взрослому, а не подохла от рук какого-нибудь сраного маньяка! Что ты делаешь, Оксан? Что с тобой происходит?!

Я не могу ответить ей. Потому что сама не знаю. Но и молчанием обреку себя на расстрел.

— Я…живу по-взрослому.

— С детским сердцем? Но я тебе не мама, — вздыхает. — Пойду покурю.

Киваю. Когда она вернется, от разговора не останется и следа. Только запах жженых легких.

Смотрю в окно. На мир, который никогда не меняется.

Почему ты молчишь? Почему не рвешься к свободе? Ведь ты часть чего-то большего… тебе тесно в этой клетке!

Наверное, на эти вопросы я должна ответить сама. Ведь не мир, но я, на самом деле, являюсь пленницей этого окна. И чтобы стать свободной, я должна изменить что-то в себе самой.

Выхожу из квартиры в прокуренный, холодный подъезд. Сашка сидит на ступенях, ко мне спиной. В черной кофте, с вечным воротом под горло, похожая на одинокого воробья на снегу.

Ласкает губами угольный фильтр. Целует дым.

Я никогда не видела ее такой молчаливой и печальной. Чуждой ледяному городу, который с каждым днем гасит ее тепло все быстрей. Здесь и сейчас она настоящая — слабая девочка, бегущая в слезах к алтарю взросления. И возможно я не знаю, как выглядели те демоны, от которых ей удалось убежать, но в том, что лица их были человеческими — нисколько не сомневаюсь.

— Аль?

Вздрагивает. Оборачивается. Никаких подтеков туши на щеках, которые я ожидала увидеть.

— Ты… — косится на мои босые ступни, — …с ума сошла? Вылезла в эту грязь босиком!? Давай-ка…

— Аль!

Обрывается. Поднимает глаза.

— Что?

— Я думаю, что готова.

Изгибает бровь.

— К чему?

— К бартеру.

— Чего-чего?

— Помнишь, ты говорила о психиатре? И о том, что он помогает девчонкам за…определенную плату? Тогда ты назвала это бартером.

— Надо же, какое четкое определение, — поднимается, держась за перила. Замечаю окурок, дымящийся в пепельнице — жестянке из-под консервов. — Готова значит?

Отступать поздно. Да и некуда. Позади — решетка тюрьмы.

— Да.

— Ты выглядишь испуганной.

— Это нормально. Людей пугают перемены.

Улыбается.

— Ты молодец, солнце! Вот увидишь — он поможет.

— Наверное…

— Пойдем к нему прямо сейчас, пока ты не передумала?

— Сейчас? А разве так можно?

— Нам можно. Пошли скорей домой, тут холодно.

Пока мы разговаривали, на улице начался снегопад. Белое мелькание, заполнившее собой всю округу.

Это снег перемен, думается мне. Снег очищения. Вместе с ним я вырвусь на свободу.

Сашка хватает сумку с дивана.

— Собирайся, я сейчас.

— Ты куда?

Пытаюсь оторваться от окна. Но его красота не отпускает.

— В туалет, мистер шпион.

Смеется и исчезает в ванной.

— А может, просто снег? — спрашиваю у пустой комнаты. Но она, не привыкшая к разговорам, снова отмалчивается. И я принимаюсь одеваться.

Такси, серым зигзагами, везет нас по заснеженным улицам. В темных окнах безликий водитель крутит кадры из не цветного кино: пар городского дыхания, застывшие фигуры людей, одинаковые дома, похожие на костяшки домино. И звуки… Шум, от которого начинает болеть голова.