Михей Натан - Боги Абердина

— Мы этого не сделаем, — настаивал я.

Арт меня не услышал.

— Я сам его понесу, но мне нужна твоя помощь в лодке, — заявил он.

— Тебе следовало оставить меня в кровати. — Я закрыл глаза. — Тебе не следовало меня будить вообще.

Я открыл глаза. Артур неотрывно смотрел на меня.

— Боже праведный, Арт, я не могу это сделать!

— Хорошо, — сказал он и принялся застегивать рубашку. Потом отправился в столовую, а я закрыл лицо руками и остался на полу.

Я слышал ужасные вещи. Тяжелое дыхание Арта, пока он тащил Дэна по кухне. Шелест ткани по плиткам пола. Глухие удары ботинок, переваливающихся через порог. Поворот дверной ручки, скрип двери и завывание ледяного ветра. Скрип снега, грохот захлопывающейся двери черного хода…

Я поднял голову и увидел, как Нил мягко шлепает лапами по кухонному полу. Часы показывали 4.45. Я прошел к окну и увидел их — Арта и Дэна. Один сгорбился, склонившись вперед, и тащил другого по земле. Другой был на спине, с разведенными в стороны руками, ботинки оставляли в снегу две полосы. Карл Великий и Пепин. Давид и Юлий. Мои друзья…

«К Лонг-Айленду, если нам повезет», — сказал я себе. Когда я направился к черному ходу, скрутило живот. Меня вырвало.

В тот день я в первый раз проснулся в 16.45. Занавеска в моей комнате представляла собой темный квадрат в обрамлении бледного света. Я перекатился на другой бок, закрыл голову подушкой и снова погрузился в глубокий сон, не желая ничего вспоминать. Я надеялся, что валиум, который мне дал Арт, имеет какую-то примесь, которая позволит больше никогда не раскрывать глаз.

Снова проснулся я уже в темноте, сел у изголовья и осмотрелся в комнате. Там был Дэн, он стоял рядом с комодом в своем кепи в стиле Шерлока Холмса. С волос и одежды капала черная вода, которая собиралась лужей у него вокруг ботинок.

— Роголистник, — произнес он с улыбкой и склонил голову набок. Дэнни поднял ногу, и я увидел, что зеленые усики обвились вокруг его лодыжки и голени, словно змеи. — Разве я не говорил тебе, что эти растения приносят столько проблем? Мы с Артом четыре раза наполняли лодку этой дрянью прошлым летом… А затем Артур так сильно сжег спину на солнце, что облезал несколько недель.

— Ты мне это уже рассказывал, — напомнил я.

— О, все правильно!

Он опустил ногу, и вода вылилась из коричневого ботинка. Я услышал, как Нил царапается с другой стороны двери, скулит и просит себя пустить.

— Прости, — сказал я. — Мне очень жаль… Нам следовало вызвать «скорую». Не знаю, как оно получилось…

Дэн мечтательно улыбнулся.

— Все в порядке, — ответил он. — Арт умеет быть очень убедительным. Но, в конце концов, мне потребуются нормальные похороны.

Он подошел поближе. За ним тянулись водоросли, оставляя на полу мокрые следы.

— Но ты же похоронен, — заметил я. — Тебя унесло в море…

Дэн остановился рядом с моей кроватью. Я чувствовал его запах; от него веяло влагой и холодом, словно от грязи из пруда. Гнилой лист березы запутался в волосах.

Дэнни грустно покачал головой:

— Ты уже забыл отрывок из «Энеиды», который переводил? «Все же другие останутся здесь, пока прах землею не станет, или же будут блуждать по берегу годы и годы…» Я знаю, что здесь это не играет роли, или так предполагается. — Он посмотрел вдаль, в окно моей комнаты, затем снова повернулся ко мне. Внезапно на его лице появилась злость. — Но должен тебе сказать, Эрик: сто лет — это все равно слишком долго, черт побери!..

Я резко проснулся. Дыхание было тяжелым, вся спина покрылась потом. Меня окружала тьма, на часах светились зеленые цифры — 18.00. В ушах стучал пульс. На прикроватной тумбочке я отыскал вторую из таблеток, которые мне дал Арт. Положил ее в рот, — горький порошок растворился у меня на языке.

Я закрыл глаза и попытался вспомнить летние месяцы в Уэст-Фолсе — запах приближающегося дождя, грохот далекого грома, ярко-оранжевый цвет земли, падающей с моих рук, словно илистый водопад.

Хотелось бы думать, что следующую неделю я провел в паническом уединении, укрывшись в своей комнате. Я страдал паранойей, не мог спуститься вниз и пройти там, где Арт тащил неподвижное тело Дэна из прихожей в кухню.

Ночи были столь же невыносимыми. Кошмар повторялся за кошмаром, улыбающийся труп Дэна поднимался из темной воды, протягивал ко мне руки, изо рта у него шли пузыри, голос был булькающим и осевшим. Именно так я представлял голос утопленника.

Но если я узнал, насколько чувство вины может лишать трудоспособности, то пришлось выяснить, насколько стимулирующим оно может оказаться. Вина выгнала меня из комнаты и побудила к разнообразным действиям. Я каждое утро расчищал лопатой подъездную дорожку, рубил дрова у гаража, покрывал много миль на участке доктора Кейда вместе с Нилом. Совершенно не хотелось сидеть за письменным столом и читать. В любом случае, это оказалось невозможным. Именно моя комната, как ни странно, больше всего напомнила о содеянном. Ее тишина словно выдвигала обвинение, а голые стены представляли собой экран, на который проецировались тяжелые воспоминания. Я то и дело видел кромку неровного черного льда у берега пруда, темные очертания тела на снегу. Видел, как мы с Артом толкаем лодку, слышал всплеск и удары наших весел. Вот Артур переваливает Дэна через борт, я пытаюсь не плакать и вижу, как волосы Дэнни мгновение плывут по поверхности, словно черный мох, а потом его тело исчезает в чернильной воде. Эти образы возвращались только в моей комнате, поэтому я старался поменьше там бывать.