Александр Проханов - Виртуоз

Он думал, что ему, будущему Государю, довелось оказаться на братоубийственной войне. В ней сошлись народы недавней Империи, потерявшие ощущение единой истории и судьбы, ввергнутые в кровопролитную распрю. Воцарившись, он соединит под скипетром распавшиеся пространства Империи, усадит за братский стол осетин и грузин. Именно на этой войне ему предстоит открыть воюющим сторонам «Райскую Правду», которая ляжет в основу Империи. Обнародовать «Райскую Формулу», которая сочетает народы в симфонию красоты и любви.

Президент Лампадников отпустил его на войну, чтобы из первых уст услышать доклад о военных действиях. Использовать эту, постигшую народы, беду, чтобы оповестить Россию о возрождении долгожданной монархии. Чтобы ее возрождение было отмечено миром, возвращением всех измученных, отпавших от царства народов в лоно любящей и справедливой Империи.

Еще мечтательно и нежно он думал о Марине, которая вынашивает его драгоценный плод.

Зачатие наследника состоялось среди кровавых неурядиц и смут, а рождение случится среди долгожданного мира, на заре справедливого и цветущего царства.

Он оглядывался на солдат, которые терпеливо и ладно отрывали окоп, укрепляли бруствер, клали на него пеналы гранатометов и стволы автоматов. Среди упорных, сосредоточенных лиц, коих множество в русских деревнях и поселках, не было ни одного, кто носился в этот час в роскошных машинах по нарядным московским улицам, танцевал в дискотеках, развлекался на модных вечеринках. Это были дети русских простолюдинов, поднявшихся в час беды на защиту Отечества. Его народ, его возлюбленные чада, которые не отторгали его, а приняли, как равного, в свой жертвенный батальон. Так он грезил, сонливо закрывая глаза, прижимаясь виском к стертому гусеничному траку.

Его толкнуло ударом, оглушило трескучим взрывом, ослепило волной огня. Озарилась соседняя площадь, на которой повсюду блестели осколки стекла. Осветились фасады невысоких домов с балкончиками, подворотнями, пустыми прогалами окон. Обнаружилась улица, ведущая с площади, в выбоинах, с опрокинутым мусорным баком, разбросанными комками мусора. Свет не исчезал, волновался. На улицу, из домов, с непрерывным криком и воплем, побежали люди — простоволосые женщины, дети, семенящие тучные старухи, ковыляющие старики. Их было множество, доселе невидимых, притаившихся за глухими фасадами. Испуганные светом и грохотом, они бежали навстречу друг другу, волна сквозь волну, прячась все в тех же домах, словно менялись местами. Вопли умолкли. Жизнь снова притаилась в щелях и лунках, чутко прислушиваясь к гуляющим раскатам и взрывам.

Опять полыхнуло горячей волной. На площадь повалил дым. Из дыма выполз танк — крутились катки, отвисли гусеницы, башню облепили ребристые бруски, пушка покачивалась. Танк пересек площадь, исчезая за выступом дома. Ему вслед, прихрамывая, побежал ополченец, выцеливая из гранатомета. Были видны его спортивные, заправленные в ботинки штаны, не застегнутый, трясущийся бронежилет, круглая, с большой плешью голова. С нескольких сторон в него полетели белые длинные иглы, вонзились, напитали огнем. Он увеличился, раздулся и упал навзничь. Гранатомет откатился в сторону. Ополченец лежал на спине, вяло шевелясь, как жук, не умея перевернуться и встать на ноги.

Еще один танк, вслед за первым, пересек площадь, пропадая в строениях.

— Грузины прорвались, — комбат взлетел на броню, хватая жгуты шлемофона, прижимая к кадыку. — Батальон, к бою! Огонь по команде!

Площадь, ограниченная строениями, казалась театральной сценой, на которой, среди искусно нарисованных, подсвеченных декораций совершалось действо. Прокатывались танки, лежал убитый ополченец, под разными углами пересекались трассеры. Внезапно выбежала женщина, с распущенными волосами, в прозрачной ночной рубашке, сквозь которую просвечивало молодое сильное тело. Она держала в руках ребенка — не прижимала к себе, а выносила вперед, словно отдаляла от ужасной площади, от металлического стрекота танков, от секущих лучей. Было видно, как бегут по осколкам стекла ее босые стопы, как колышется грива волос, как поджал ноги и скрючился в ее руках ребенок. Над ее головой запульсировал тонкий пунктир, чуть коснулся, полетел дальше. Женщина упала лицом вперед, успевая в падении поставить ребенка на ноги. Лежала, с задранной рубахой, обнажив полные ноги, накрытая черной гривой, а ребенок, выпущенный из рук, стоял перед ней и покачивался. Вокруг метались колючие иглы, ударялись об асфальт рядом с ребенком, под разными углами отскакивали. Все, обомлев, смотрели — солдаты в окопе, несколько прижавшихся к броне ополченцев, комбат, держа на весу автомат.