Александр Проханов - Виртуоз

— Через пять минут подойду.

Аудиенция была окончена. Президент провожал Алексея до дверей и на прощанье приобнял за плечо:

— Теперь мы будем часто встречаться. У нас есть неисчерпаемая тема для разговоров — «Справедливость».

В коридоре дворца, прощаясь, Виртуоз сказал Алексею:

— Он — гениальный человек. Ожидал всего, чего угодно, но только не этого. Я был тысячу раз не прав.

И они обнялись по-братски.

С Мариной они встретились на Тверской. Лежали утомленно и обморочно, сбросив на пол подушки, скомкав китайское покрывало с цветком. Голым локтем он чувствовал шелковистость ее волос. Ее голова доверчиво и нежно прижалась к его плечу. Задернутые шторы пропускали у потолка свет, и на белом потолке, как на экране, возникало перевернутое изображение бульвара. Зеленоватая бахрома деревьев, водянистый поток машин, размытые вспышки стекол, иногда их расцветка, легкая, как акварель — малиновая, черная, желтая. Он смотрел эту киноленту, бегущую по млечной голубизне потолка, на чудесное, необъяснимое явление перевернутого бульвара.

Марина подняла голову и слегка повернулась, так что стала видна ее ключица, грудь с розовым соском и ложбинка под мышкой, вызвавшая в нем нежное обожание. Она наклонилась, ссыпав струящиеся золотые волосы ему на лицо. Стало душно, и он осторожно раздвинул эту скользящую золотую массу, пробираясь к ее губам, подбородку и шее. Она целовала ему грудь, прикасаясь губами к двум метинам, которые приобрели цвет крупных темных фиалок.

— Что это? Где ты ударился? Как будто в тебя метнули копье! — Она трогала губами фиолетовые метины, дыхание погружалось в грудь, туда, где остановились невидимые, выпущенные из револьвера пули. Расплющенные кусочки свинца умягчались, таяли, как льдинки. Метины на груди бледнели. — Что ты видел за эти недели? Что пережил?

— Подумай только, долгие годы я существовал, как во сне, в смутной дремоте провинциального города, где ничего не происходит, где дни одинаковы, где разнообразны только стихи моих любимых поэтов и суждения историков о русском времени. Но это время, полное взрывов и скоростей, оно — исчезнувшее, не мое. Мое остановилось и дремлет. И вдруг, о чудо! Меня подхватило и повлекло, но не в хаосе событий, а в череде каких-то поразительных, следующих одно за другим превращений. Так изменяется зерно, которое бросили во влажную почву. Оно набухает, выпускает корень, листья, бегущий вверх стебель, на котором образуется колос, зацветает, окутывается розовой пыльцой, наполняется зрелыми зернами. Вот так и со мной.

— Ты говоришь притчей, мой милый. Евангельская притча о зерне, которое упало на благодатную землю. Значит, Бог бросил тебя на благодатную почву.

— Именно Бог. Я чувствую, что нахожусь под Божьим покровом, осуществляю Божественный замысел. Такая легкость и счастье чувствовать себя в потоке Божественного разумения. Так легкое пернатое семечко несется в солнечном ветре, переливается стеклянным блеском, возносится к темному коньку крыши, сверкнет и исчезнет на солнце. Так сладко исполнять Божью волю!

— Я говорила о твоем Божественном предназначении.

— Я попал на ракетный полигон, где меня обманули, показали фальшивую ракету, но там я узнал о существовании «Формулы Рая» Гагарина, и мне указали путь на Урал. На заводе подводных лодок меня опять обманули, подсунули старую, списанную лодку, но в этом обмане гнездилась истина, — мне поведали о поэте Юрии Кузнецове, о его «Райской Правде». Я видел ужасную бойню в колонии, где сгубили не только космонавта-провидца, но и его «Формулу Рая». Видел страшный пожар в клинике для душевнобольных, где огонь поглотил великого поэта и его божественную поэму. Но оттуда я сразу же попал в Храм на Крови, где со мной случилось преображение, у меня изменилась группа крови, преобразился генетический код, и я стал Романовым. А на Ганиной Яме, среди райских лилий, я был вознесен на небо, и мне передалась толика святости, которую снискал последний государь.

— Эти синие метины на твоей груди — это следы от расстрела? Тебя расстреляли в том темном подвале, как Государя Императора?

— Преображался не только я. Преображался мир. С людьми совершались чудесные превращения. Помнишь, ты говорила о Виртуозе? Какой он коварный, лукавый, воплощение вероломства, искусительный и прекрасный дьявол. Так вот, этот Виртуоз теперь мой названый брат. Готов жизнь за меня отдать. Готов следовать со мной по избранному пути, набросить мне на плечи горностаевую мантию.