Александр Проханов - Виртуоз

— Что ж, теперь осмотрим мужское отделение, — доктор, гордясь образцовым порядком своего заведения, повел Алексея на второй этаж, продолжая рассуждать на темы коллективных фобий.

В мужском отделении было неспокойно. Едва доктор отомкнул запертую дверь, как навстречу хлынул гул голосов, крики, возбужденные возгласы, будто в одной из палат происходила ссора.

На кровати с ногами сидел чернявый мужчина, небритый, с кустистыми бровями и вишневыми, навыкат, глазами. Он с ненавистью сжимал волосатые кулаки, сотрясал ими над головой:

— Жиды! Повсюду жиды! Почему русский народ жида терпит, голову ему не свернет? Царя жиды замучили! ГУЛАГ жиды придумали! Ленин жид. Сталин жид. Горбачев жид. В телевизоре день и ночь жид торчит. Почему русской песни не слышно? Почему стихов Пушкина не читают? Одни жиды торчат!

Он ненавидяще тряс кулаками, обращаясь к кому-то невидимому, от кого исходили напасти. Доктор подошел и укоризненно спросил:

— Семен Львович, вы же сами еврей. За что же вы так евреев не любите?

— И ты жид. Нас жидовскими таблетками кормишь. Погоди, придет русский Иван, он твой жидовский нос обломает!

Тут же крутился моложавый, легкий в движениях пациент. В одной руке его находилась скрученная из бумаги трубка, в другой горстка шариков, слепленных из ржаного хлеба. Он прятался за кровать, заслоняясь подушкой, выставлял из-за нее трубку. Перемещался по палате танцующей походкой, укрываясь за занавеской. Замирал, сжимаясь в комок, пережидая опасность. Стремительно бросался в угол, вытягиваясь и вставая на цыпочки, чувствуя себя невидимкой. Вдруг припадал на колено, превращаясь в стрелка, вытягивал трубку, стрелял из нее хлебным шариком.

— Ну, что, Сергеев, готовишь покушение? Опять у тебя заказное убийство? — доктор преградил ему путь. Но стрелок ускользнул. Приложил к губам палец, сделал несколько движений рукой, копируя немые жесты спецназа. Дунул в трубочку, угодив Семену Львовичу в лысеющий череп.

— Ну, ты, жидяра, ты у меня достреляешься!

На кровати, натянув одеяло до самого носа, лежал худой, с ввалившимися щеками пациент, поводя измученными, полными слез глазами:

— Доктор, я страшно болен, — стонал он. — У меня СПИД, доктор. Мне нельзя находиться в палате. Я всех заражу, доктор. Инфекция перелетает по воздуху. Я чихаю. Зараза передается со слюдой, — он накрылся с головой и чихнул под одеялом. Затих. Снова показались его страдающие, влажные глаза, жадно дышащий нос. — Доктор, возьмите у меня анализ на СПИД.

— Иван Савельевич, дорогой, нет у вас никакого СПИДа. Мы уже брали анализ. У вас кровь такая, что впору донором быть.

— Доктор, у меня СПИД. Они все от меня заразились. Возьмите у них анализ.

Еще один обитатель палаты, одутловатый, с озабоченным лицом, перекладывал кипу бумажных салфеток. Вносил в них какие-то заметки. Смотрел сквозь них на свет, желая обнаружить тайные знаки. Клал по одной внутрь перевернутой ножками вверх табуретки. Опасливо оглядывался на соседей, не подсматривают ли. Вновь извлекал салфетки. Тщательно пересчитывал. Заворачивал отдельными стопками в куски газеты, делая на газете надписи. Прикладывал к уху столовую ложку и, прикрывая рукой рот, что-то говорил в полголоса. Были слышно:

— Да, Тихон Тихонович… Все нормально, Тихон Тихонович… Явка нормальная… Все по инструкции,Тихон Тихонович… — Его одутловатое лицо выражало чиновничью исполнительность. Он рапортовал о добросовестно выполненном поручении.

— Ну, как, Анатолий Захарович, кто у нас сегодня лидирует? Опять «Единая Россия»? Вот и ладно, вот и славно, нам нужна стабильность и предсказуемость.

Пациент нахохлился, сгреб салфетки, заслонил своим телом кипу бюллетеней. Спрятал под подушку столовую ложку, служившую ему телефоном.

— Доктор, скажите им, что это их гражданский долг, — кивнул он на соседей. — Они могут проспать свое будущее.

Еще один пациент, как только в палате появились посетители, встал во весь рост на кровати. Высокий, с длинными до плеч волосами, чернобородый, с горящими черными глазами, он продавливал постель босыми стопами. Ждал, когда на него обратят внимание. Как только главврач приблизился к его ложу, он воздел вверх руки и певучим голосом проповедника, возгласил:

— Братья, доколе будем питать сердца свои злобой? Доколе станем видеть друг в друге врагов? Неужели земля наша не пропитана кровью? Неужели русские не устанут убивать друг друга? Покаемся, братья. Принесем покаяние за грехи наши и наших отцов. Обнимем друг друга со слезами прощения. Воздвигнем в сердцах наших храм любви и смирения. Пусть с этой минуты в нашем доме царит мир и благодать.