Стивен Соломита - Взмах ножа

— Надо быть наготове. Ровно через две минуты закончится обед, и появится грузовик под номером четыре. Он поедет по Шестой авеню, свернет на север, к центру. Угадай, куда именно?

— В Бронкс, — пошутил Музафер.

— Откуда ты знаешь? — Джонни даже растерялся, Музафер впервые увидел, как он потерял контроль над собой.

— Я просто пошутил, — объяснил Музафер.

— Да? — Катанос внимательно посмотрел на Музафера, затем расплылся в улыбке. — Ну, тогда ты получаешь главный приз. Именно туда он и поедет. Обычно он обслуживает Нью-Джерси, но два раза в неделю выполняет заказы, которые не успевает выполнить номер три.

— А зачем он едет по Шестой? Почему не через Вест-Сайд или по Десятой?

— А вот это уже интересно. Он едет по Шестой, чтобы заскочить в пиццерию на углу Тридцать второй улицы и Шестой авеню, — там шмаль сыпят прямо на пиццу вместо сыра. Честное слово. Каждый раз продавец передает ему пакетик с кусочком пиццы и не дает сдачи с двадцатки. Я думаю, это кокаин, хотя какая разница. Лишь бы он там останавливался.

В половине второго их беседу прервал автомобильный гудок — из ворот выехал грузовик с огромной четверкой на капоте. Грузовик свернул на Десятую улицу. И Джонни с Музафером поехали следом. Они держались за ним всю дорогу до Шестой авеню, где водитель, как и ожидалось, остановился и забежал в пиццерию.

— Вот сукин сын, — сказал Музафер, — ты был прав.

— Такой уж это город, приятель. Такие ребята чувствуют себя здесь увереннее, чем трансвеститы.

Музафер не обратил внимания на последние слова. Все складывалось идеально. Производителям запрещалось перевозить газ по городу, а этот болван — водитель грузовика номер четыре — прокладывал им дорогу к бакам с водородом и ацетиленом. Музафер почувствовал, как у него закипает кровь. Это был центр Манхэттена, а не какой-нибудь Вильямсбург в Бруклине. Улицы были полны народа, и чем дальше он продвигался, тем многолюдней они становились.

— Считай, — сказал Джонни. — Считай баки.

— Уже, — ответил Музафер. — Давно сосчитал. Двадцать с водородом и восемнадцать с ацетиленом. Поехали отсюда.

На обратном пути Музафер уже обдумывал план действий. Джонни внимательно наблюдал за ним, стараясь дождаться минуты, когда Музафер будет меньше всего готов к тому, что он собирался сказать. Он словно притаился в засаде, выжидая удобный момент для атаки. Сам Джонни никогда не позволял себе так глубоко погружаться в раздумье. Это было слишком опасно.

— Слушай, Музафер, ты не поверишь. Угадай, что вчера произошло. Догадайся.

Музафер, вздрогнув, посмотрел на него.

— Что?

— Я вчера был с Джейн.

— Что? — Музафер не мог в это поверить.

— Я трахнул малышку Джейн. Отделал ее, как надо.

— Ты не шутишь? — Музафер похолодел. — Если Эффи узнает… Эффи знает? Зачем ты это сделал? Тебя убить за это мало.

— Успокойся, Эффи ничего не знает. — Джонни положил руку Музаферу на колено. — И Тереза тоже ничего не знает. И не смотри на меня так. Мы были внизу, в подвале, где стиральные машины. Ну, и она пристала ко мне. Понятно, она мужика сто лет не видела, а все эти фаллоимитаторы ей осточертели. — Он замолчал, давая Музаферу возможность ответить, но Музафер был слишком зол, и Джонни, воспользовавшись этим, продолжал: — Я тебе расскажу, как все было. — Он толкнул Музафера в бок локтем, и тогда Музафер впервые осознал, что весь его проект — выбор цели, место действия, методы — был в руках у Джонни. — У нее вся грудь в веснушках, вся она такая беленькая, и ты не поверишь, она сказала, что, если я дотронусь до нее языком, она меня пристукнет. Она сказала, что этого ей хватит на сто лет вперед.

Представьте, что ваш ночной кошмар осуществился. Предположим, что вам снился один и тот же сон на протяжении пятнадцати лет, скажем, дважды в неделю, и каждый раз вы просыпались в холодном поту, и об этом вы не можете рассказать ни священнику, ни психиатру. И вот однажды сон предстает перед вами в виде двух агентов ФБР, и вас — Хулио Рамиреса, иммигранта, парикмахера и шпиона — тащат в офис в Куинсе.

Если у вас хорошо развито воображение, вы сейчас дрожите так же, как дрожал Хулио Рамирес. Его колени тряслись непроизвольно, а сам он сидел на жестком стуле напротив улыбающегося Джорджа Бредли и нахмуренной Леоноры Хиггинс. Бредли в третий раз повторял одно и то же:

— Мистер Рамирес, нам известно, что вы доставили фургон, набитый оружием, для «Американской красной армии». Мы знаем, что вы сели в этот фургон в гараже в Бей-Ридж и перегнали его на Тридцать первую улицу в Асторию. Нам также известно, что вы передали этот фургон активному участнику «Красной армии». Стоит ли терять время дальше?