Кристофер Дикки: Охота на «крота»

Потом Абу Сейф перебрался в Лондон, в пригород Илинг с серыми рядами полуразрушенных домов, где я его и нашел. Я следил за ним, сторожил его на улицах, наполненных запахом карри и сигарет, плесени и ванили, уже два дня и три ночи.

Абу Сейф попросил в Англии политического убежища. Он не мог вернуться в Алжир, где, как говорили, он родился. Здесь он собирал деньги на благотворительность. Абу Сейф взял в жены двух женщин, обе были еще подростками. За три года он усыновил четырех детей. И все это время продолжал проповедовать долг священной войны. Господи, какое возвышенное звучание он мог придавать словам, вдохновляя сыновей пакистанских лавочников и суданских таксистов, будоража неутомимых младших братьев палестинских банкиров и йеменских врачей. Он рассказывал истории об истинном мужестве, некоторые из которых он слышал от очевидцев событий, другие — придумал. Но он убеждал, что видел все своими глазами. Видеозаписи его проповедей распространялись по всей Европе. Даже сыны Франции, Италии, Испании и розовощекие англичане проникались его речами о правом деле. Когда Абу Сейф понимал, что новобранцы готовы идти сквозь кровь и огонь, он помогал переправить их в Пешавар, а оттуда в Афганистан, Чечню и Филиппины, но сам при этом оставался в своем безопасном убежище в Илинге.

Абу Сейф сидел за компьютером. На нем был короткий белый халат, вроде тех, что носили сподвижники Мухаммеда. Живот свободно свисал между широко расставленных ног. Борода у него была такой длинной, что накрывала почти весь огромный живот. Левой рукой он поправил яйца, но ему не удалось положить их так, как хотелось.

На столе около монитора стоял микрофон и лежали наушники, чуть поодаль — стопка арабских газет, стакан с чаем, пара ручек «бик», несколько конвертов и нож для разрезания бумаги в форме кинжала. Стальное лезвие около четырех дюймов в длину украшали красные и зеленые завитушки и кресты, а эфес был как у меча крестоносца, только крошечного. Абу Сейф надел наушники и заговорил в микрофон. «Бисмалла ал-рахман ал-рахим, — читал я по губам. — Во имя Аллаха, милостивого и милосердного». С этих слов начиналась каждая его проповедь о ненависти. Каждый субботний вечер он проповедовал джихад в прямом эфире. В тот вечер, когда я наблюдал за ним из темноты, стоя на заднем дворе, я видел на экране его монитора десятки имен аудитории чата. Он говорил и говорил. Новые имена сменяли старые. Бормоча в микрофон, Абу Сейф был похож на дрессированного медведя в стеклянной клетке, зверя из цирка, который абсолютно безвреден, если только не находиться с ним в одной клетке.

Я постучал в раздвижные двери. Абу Сейф повернулся быстрее, чем можно было ожидать от такого тучного человека. Он цепко взглянул на руки, увидев, что я безоружен, выключил микрофон. Теперь он наконец посмотрел мне в лицо, но не мог вспомнить, где именно меня видел. Я снова постучал, он отодвинул дверь дюймов на шесть.

— Салам алейкум, — сказал я. — Они следят за главным входом.

— Алейкум салам. Они повсюду. — У него пропал сильный североафриканский акцент, и голос звучал, как шорох гравия под водой. — А какое тебе дело?

— Мы встречались в Цазине. Я американец.

Воспоминания пронеслись у него перед глазами.

— А теперь ты оказался у меня во дворе? Нет. Я тебя не знаю. — Он считал разговор законченным.

Я взялся за створки двери и с силой распахнул их. Абу Сейф отшатнулся, но сохранил равновесие, готовый дать мне отпор. Я вытянул руки, показывая, что оружия у меня нет.

— Ты знаешь меня, брат, и если ты не поможешь, мне больше некуда идти.

— Ты не прав, — возмутился он. — Тебе незачем было приходить.

— Послушай. Я был в Америке, когда все произошло. Кое-кто знал, что я был моджахедом, и за мной пришли. Я перебрался в Канаду, а потом приехал сюда. Но теперь я не знаю, что делать дальше.

— Как ты оказался в Англии?

— При моей внешности это несложно.

— Но ты приехал по своему паспорту?

— Да.

— Значит, они знают, что ты здесь.

— Это обязательно станет им известно, — согласился я. — Поэтому мне нужна твоя помощь. Мне нужен новый паспорт, и хотелось бы знать, куда ехать.

Абу Сейф окинул меня взглядом.

— Я разыщу тебя, — пообещал он.

Я снова поднял руки. Он хлопал меня по телу. Его лицо оставалось непроницаемым, и я не мог догадаться, о чем он думает.

— Хочешь чаю? — спросил он. — Садись. Я пойду приготовлю.

Он вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. Я слышал, как он кричал что-то по-арабски, ему отвечал женский голос. Потом пару минут было тихо. Я взял со стола нож для бумаги и стал рассматривать его. Я провел им по подушечкам пальцев. Лезвие оказалось на удивление острым. Потом я увидел футляр, который раньше не заметил, потому что он был наполовину закрыт газетами. Витиеватым шрифтом на нем было написано: «Гранада». Сувенир.