– Где вы работали?
Римо ожидал этого вопроса.
– В «Юниверсал Вейстинг», – не сморгнув глазом ответил он, назвав компанию, связанную с КЮРЕ.
На Клогга это подействовало.
– Если дело обстоит таким образом, мистер Гольдберг, мы, возможно, захотим купить ваше изобретение.
– За наличные или за проценты с продажи?
– Не думаю, чтобы вам было выгодно уступить его за проценты. – В тоне Клогга слышалась угодливость.
– Почему так?
– Очевидно, мы не сможем выбросить его на рынок до того, как проведем тщательные испытания. Могут пройти годы, прежде чем продукция станет соответствовать нашим строгим стандартам.
– Иными слонами, мое изобретение будет похоронено и забыто, как тот карбюратор, который мог втрое сократить расход бензина.
– Тот карбюратор не что иное, как миф. На самом деле его не существует.
– А сколько вы дадите мне наличными?
– Идея столь нова, что речь может идти о шестизначной цифре. Думаю, это не так уж и много – ведь вам придется делить эту сумму со своими коллегами.
– Нет, – сказал Римо. – Никаких коллег. Я сделал это один, и все расчеты у меня вот здесь. – Он показал себе на лоб. – Я никому не хотел открывать свои секреты.
– И правильно сделали. В наше время столько непорядочных людей.
– Совершенно верно.
– Так вы говорите «Юниверсал Вейстинг»?
– Точно.
Клогг снова умолк. Римо наскучило смотреть на его раздувающиеся ноздри, и он ушел к себе в номер, чтобы позвонить Смиту. Римо попросил его о прикрытии для некоего Гольдберга и признался, что это он сам.
– Вы могли бы сказать мне об этом вчера, – фыркнул тот.
– А что такое?
– Я потратил уйму времени и денег, чтобы выследить ученого-нефтяника по имени Гольдберг.
– Насчет времени – теперь уж ничего не поделаешь, – сказал Римо. – А что касается денег, советую вычесть эту сумму из очередного платежа деревне Синанджу.
– Непременно передам Чиуну, что идея принадлежит вам. – В словах шефа Римо впервые уловил нечто похожее на юмор.
– И еще одно. Я не разбираюсь в международной политике, но, по-моему, король Адрас может собирать чемоданы, скоро ему придется вернуться сюда и занять свой трон.
– Почему? – встревожился Смит. – Что-нибудь случилось с Баракой? Разве…
– Нет, – прервал его Римо. – Но он может найти в своей почте нечто такое, что ему не понравится.
Забота о Чиуне, как выяснилось потом, была лишней. Встретиться с Баракой оказалось, по словам Чиуна, совсем не трудно. Он просто подошел к парадному входу дворца, назвал себя, и его тотчас проводили к Бараке. Президент был с ним очень любезен и оказал ему всевозможные почести.
– Он обещал уйти в отставку?
– Он просил разрешения подумать. Разумеется, я дал ему отсрочку до конца недели.
– И ты безо всяких затруднений проник во дворец?
– Какие могли быть затруднения? Никаких. Твое бесполезное письмо я тоже ему вручил.
На этом их разговор закончился. Позднее по радио, которое в Лобинии считалось развлечением, передали сообщение о том, что якобы произошло во дворце. Диктор взволнованно живописал кошмарные сцены беспорядков и насилия. Большая группа вооруженных людей, по всей вероятности, азиатов, числом не менее сотни, напала на дворец президента средь бела дня и вывела из строя двадцать семь солдат. Планируемое ими убийство президента было предотвращено благодаря беспримерному мужеству, с которым он встретил нападение.
– Ты слышишь? – спросил Римо.
– Да. Хотел бы я на это взглянуть. Звучит очень любопытно.
– И больше ты ничего не можешь сказать?
– А что еще?
Римо пришлось склонить голову перед его неумолимой логикой и оставить данную тему.
Но полковник Барака все еще помнил об этом. Он не мог думать ни о чем другом после того, как престарелый азиат уложил его охрану и вскрыл запертую на железный засов дверь его кабинета, будто она была сделана из картона. У полковника дрожали руки при воспоминании о том, как перед ним появился тщедушный старец с пергаментом, где были изложены его требования. Барака считал, что ему еще повезло, раз он остался в живых. Убедившись, что старик ушел, он отнес оба письма в комнату Нуича.
– Они заполонили мой дворец, – сказал Барака. – Что мне делать?
– Прежде всего, не болтать вздор, как малое дитя, – ответил Нуич. – Забудь о письмах. Время пришло. Я займусь этими людьми…
Третий всемирный Конгресс молодежи – яркоглазый, лохматоголовый и шумный – открылся на следующий день в 9.00 утра. Триста пятьдесят делегатов со всего света собрались во дворце «Победа Революции», чтобы заклеймить Соединенные Штаты и Израиль за убийства и акты жестокости, в которых они не были повинны, и восславить арабов за убийства и акты жестокости, которые теперь именовались проявлениями храбрости и героизма.
Читать дальше