Уоррен Мерфи - Детские игры

— Почему, папочка?

— Дай подумать.

— Как, ты еще не придумал?

— В твоем голосе звучит сердитая нотка.

— По-моему, это несправедливо по отношению к Смитти.

— Справедливость?! — Длинные ногти мелькнули перед лицом Чиуна, на котором выражение безмятежности сменилось крайним удивлением. — Справедливость... Кто думал о справедливости, когда Тамерлан закрыл для Востока путь плодотворной деятельности на все время правления своих потомков? А как обстояло дело со справедливостью во мрачных глубинах европейской истории?

Под «мрачными глубинами» Чиун подразумевал посленаполеоновские времена, когда наступил почти вековой мир, всего раз прерванный войной, и то ненадолго. Хуже всего было то, что не нашлось ни одного претендента на престол, которому потребовалось бы втихаря убрать правящего монарха под покровом темноты. В те годы деревня Синанджу жила впроголодь.

— Возможно, это тебя удивит, папочка, но Смитти — не Австро-Венгерская империя.

— Он белый. И поэтому должен нести ответственность за преступления всех белых против Дома Синанджу!

— Тот, кто обманывает Дом Синанджу, не жилец на этом свете.

— Обманывать можно по-разному. Платя тебе меньше, чем ты заслуживаешь, я тебя надуваю. Но даже если я поступаю так потому, что ты согласен работать за меньшую плату, это не перестает быть надувательством.

— Когда же такое бывало?

— Согласно вашему календарю, в восемьдесят втором году до Рождества Христова, а в новую эру — в сто сорок седьмом, триста восемьдесят первом, пятьсот шестьдесят втором, девятьсот четвертом, тысяча триста пятьдесят первом, тысяча восемьсот двадцать втором и тысяча девятьсот сорок четвертом, когда была депрессия.

— Какая депрессия? Тогда шла мировая война!

— Для Дома Синанджу это и есть депрессия. В войну полагаются на местные таланты.

— Ничего не поделаешь, мобилизация, — молвил Римо.

Чиун принялся объяснять, что для Дома Синанджу хорошие времена — это когда ведутся небольшие войны или ходят слухи о близкой войне, когда общество оказывается на пороге революции и когда правители плохо спят по ночам, терзаемые мыслями о возможных узурпаторах. Сейчас наступило именно такое время, и он, Чиун, будучи Мастером Синанджу, просто обязан выторговать побольше, ибо — а тут существует четкая периодичность — не за горами свирепая война, когда на помощь призываются дилетанты, или свирепый мир, когда никто не призывается на помощь.

— Я не возражаю против мира, папочка, против того, чтобы люди сидели по домам, не опасаясь соседей. Я верю в такие вещи. Поэтому я и работаю на Смитти.

— Ничего, это меня не тревожит. Ты еще повзрослеешь. Ведь ты начал учиться всего лишь несколько лет назад.

И Чиун снова пустился в повествование о том, какой бедной была деревня Синанджу и как из-за нехватки еды там приходилось умерщвлять новорожденных: матери бросали младенцев в холодную воду залива... Поэтому Синанджу и пришлось посылать своих Мастеров на чужбину — во имя спасения детских жизней.

— Вот о чем ты должен подумать, когда тебе начинает хотеться мира, — заключил Чиун.

— Мира не было уже больше двух тысяч лет, папочка! — возразил Римо.

— А все потому, что мы мыслим иначе, чем ты, — отвечал Чиун, для которого обуревающая Римо жажда мира была равносильна накликанию погибели на младенцев Синанджу. Он, Чиун, не станет больше обсуждать эту тему с человеком, посвященным в тайны Синанджу, тем более с белым, который остается глух к предсмертному плачу младенцев.

Ровно в три часа ночи явился доктор Харолд В. Смит — сухой, с траурным выражением лица и горестной складкой у рта. Его серый костюм-тройка и полосатый галстук смотрелись в туристском отеле так же, как воспринимался бы могильный обелиск, внесенный в дом, где празднуют день рождения.

— Рад вас видеть, Смитти. Вы прекрасно выглядите, — такими словами встретил гостя Римо, полагавший, что это и есть прекрасный вид, поскольку он никогда не видел Смита другим. Однажды, лет семь назад, ему как-то показалось, что Смитти улыбается: его тонкие губы чуть заметно раздвинулись в подобие улыбки, и Римо поспешил улыбнуться в ответ, но, как выяснилось, это едва уловимое смещение лицевых мускулов было вызвано зубной болью: ему давно было пора на прием к дантисту.

Смит поздоровался с Римо и Чиуном.

Чиун не удостоил его ответом.

— Что-нибудь не так? — осведомился Смит.

— Нет, — ответил Римо. — Обычные дела.

Чиун соизволил наконец повернуться к гостю.