Уоррен Мерфи: Опасные игры

По всей Греции его знали под прозвищем Непадающее дерево, хотя его настоящее имя было Мирос. Руки его в предплечьях были толщиной с ногу обычного человека, а ноги в бедрах – с лошадиную шею. Ему было сорок четыре года, но за всю свою жизнь он ни разу не пробовал ни вина, ни женщин, и мышцы его живота бугрились под кожей, точно наполовину покрытые водой камни, вспарывающие поверхность медленно текущего ручья.

Он считался героем не только в своей деревушке Арестинес, но и во всей Греции. Однако жизнь его была посвящена прославлению великого бога Зевса, который, согласно легенде, положил начало Олимпийским играм во время битвы с неким менее значительным богом за обладание планеты Земля, поэтому, вместо того чтобы жить, как подобает баловню судьбы, почитаемому за свои пользующиеся спросом способности, Мирос жил, как и все простые обитатели Арестинеса. Каждый день он спускался в пещеры и приносил оттуда огромные бадьи с углем для жителей своей деревни, чтобы те могли согреться во время холодной зимы. День сменялся днем, зима – летом, и однообразие существования Мироса нарушалось лишь тем, что раз в четыре года он отправлялся в одну плодородную долину, чтобы отстоять свой титул Олимпийского чемпиона по борьбе.

Сейчас он собирался завоевать этот титул в шестой раз. Он знал, что такое удалось только Мило из Кротона сто лет назад... тем не менее Мирос из Арестинеса позволял себе тешиться надеждой, что спустя еще четыре года он снова отправится туда, чтобы завоевать олимпийскую корону в седьмой раз. Такого не удавалось еще никому. Это будет рекорд, о котором станут помнить долгие годы и после того, как сам Мирос превратится в прах, а его бессмертная душа вознесется на гору Олимп, чтобы вечно жить там вместе с Зевсом.

Сидя на земле в своей хижине, Мирос потряс головой, дабы отогнать прочь эти мысли. Прежде чем праздновать седьмую победу, следовало посерьезней подготовиться к тому, чтобы завоевать шестую. Его колени уже давали повод для беспокойства.

Только он принялся обматывать правое колено полоской тонкого полотна, как в палатку вошел мужчина. Человек был высокий, худощавый, с бледно-розоватым лицом, что было весьма необычно для этой деревни, которую за последнюю неделю заполонили атлеты со всей Греции – крепкие, орехово-коричневые от работы на солнцепеке.

– Что, Мирос, колени беспокоят? – спросил человек.

На вид ему было никак не меньше шестидесяти, и, взглянув на него, Мирос с грустью подумал, что Плинатес постарел. Плинатес был главой Совета старейшин, еще с тех пор, как Мирос был мальчишкой, – вот так и состарился, служа своей деревне. Мирос был рад тому, что ему не приходилось работать головой, а только пускать в ход свои руки, ноги и спину. Плинатес выглядел так, будто жить ему осталось совсем недолго.

Мирос ничего не ответил.

Затем сообразил, что это невежливо, и сказал:

– Я посвящен служению Зевсу, однако, когда он создавал людей, ему следовало бы получше подумать об их коленях.

Говорил Мирос медленно, продолжая накладывать на колено повязки.

– Совсем неважно, каким большим может вырасти человек, колени у него точно такие же, как и у маленького. Мне кажется, это не вполне разумно. – И тут же быстро добавил: – Однако Зевс, конечно же, не поверял мне своих планов.

Плинатес что-то пробурчал и сел на подушку напротив Мироса, тем временем темноволосый гигант продолжал заниматься своим коленом. Семь полос полотна слева направо. Потом четыре полосы вдоль ноги вертикально. Затем еще четыре полосы справа налево. Потом закрепил все тонкой полотняной тесьмой и принялся за левое колено.

– Видел твоего противника, – проговорил Плинатес. – Похоже, он очень силен.

– Оттониус действительно очень силен, – ответил Мирос. – Но он еще мальчик, а я мужчина.

– Ты был не намного старше, когда впервые победил здесь, – заметил Плинатес. – Не следует недооценивать мальчиков. Этому дали прозвище Нож.

– На этих играх я со всеми осторожен, – сказал Мирос, не поднимая глаз на своего собеседника. – Потому я и перевязываю себе колени.

– Может статься, что на этих играх Нож свалит тебя, кого называют Непадающим деревом, – проговорил Плинатес.

Мирос тотчас поднял глаза. Если бы Плинатес не был главой Совета старейшин и лучшим другом его покойного отца, он указал бы старику на дверь. А так это выглядело бы непочтительно. И Мирос, опустив глаза, снова принялся за левое колено.