Уоррен Мерфи - Корабль смерти

Инспектор Дауэс был невысокого роста, но благодаря круглому животу и пухлым щекам выглядел представительно. Одет он был в коричневый твидовый костюм с жилетом из шерстяной фланели и темным галстуком на белой рубашке. Седеющие волосы он аккуратно, будто по линейке, зачесывал на прямой пробор. Табак инспектор покупал недорогой и прилагал все усилия, чтобы доработать до пенсии, — он не собирался оставить свою жену вдовой.

К тому времени, когда инспектор вернулся в приемную, где остальные члены комиссии упорно изучали друг друга, у него сложилось разумное объяснение того факта, почему именно ливанское представительство было избрано для нападения, хотя он и не мог объяснить, как оно произошло. Ключом к разгадке служило слово «гроб». Его произнес человек, не один раз видевший смерть в лицо и не склонный к преувеличениям. Логично было также предположить, что его разговор с египтянами кто-то подслушал.

Другие агенты поинтересовались, что Дауэс делает.

— Осматриваюсь понемногу, — ответил тот.

Остальные тут же сошлись во мнениях: англичанин — член следственной группы, и, если он хочет работать на ООН, ему нельзя забывать о духе сотрудничества. В частности, он должен находиться там, где все, чтобы они вместе могли обсуждать происшествие. Пока он рыскал, точно ищейка, по консульству, комиссия уже пришла к собственному заключению о случившемся, и они хотят, чтобы он к этому мнению присоединился.

— В чем же состоит ваше заключение? — спросил Дауэс. В помещении стоял едкий запах дыма, смешанный со сладковатым запахом горелой человеческой плоти, — запах, который никто из них уже не сможет забыть.

— Все, кроме американца, считают, что это дело рук сионистов, — сказал представитель Ливии.

— Ясно. А что думает американец?

— Он считает, что сионисты здесь ни при чем.

— Понятно, — сказал инспектор.

— А что думаете вы? — спросили его.

— Я пока воздержусь от комментариев.

Инспектор осознавал, что если раскроет преступление и заявит об этом во всеуслышание здесь, на борту корабля, то разделит участь погибших.

Его работа была не только трудной, но и очень опасной.

Первым делом требовалось выяснить, когда было принято решение переоборудовать танкер в комфортабельный лайнер, кто проводил реконструкцию и еще массу подобных скучных фактов, скрытых за непреодолимой блестящей завесой, созданной газетной шумихой. Порой на какой-то предмет направляется столько юпитеров, что самого предмета уже и не видно. Так было и с «Кораблем Наций»: Дауэс видел, слышал, читал о нем столько, что в конце концов с изумлением убедился, что не знает о нем ровно ничего.

Коллеги инспектора расценили его позицию как «моральную трусость». А он лишь пожал плечами и продолжал работать.

Условие было такое: сначала убийство, потом деньги. Римо показалось, что Чиун слегка кивнул: реденькая седая бородка еле заметно дрогнула, пальцы с длинными ногтями мирно покоились внутри ладоней. Он был одет в дорогое кимоно, расшитое и украшенное драгоценными камнями, оправленными в серебро. Ни разу за десять лет Римо не видел нам нем такого.

Перед тем как пойти на переговоры, Римо спросил учителя, не надеть ли ему, Римо, кимоно.

— Не нужно, — ответил тот. — Ты есть то, что ты есть, и это хорошо.

Раньше Чиун никогда не хвалил Римо. Но с того момента, когда Римо, вернувшись на небольшую моторку, пришвартованную неподалеку от Вирджиния-Бич, штат Вирджиния, заявил, что с его стороны было непростительной глупостью работать на страну, которая больше не хочет себя защищать, Чиун вдруг проникся к нему уважением и стал так безудержно хвалить своего ученика, что тот затосковал по былым насмешкам.

— Почему ты решил, что глуп и ничего не стоишь? — возмутился Чиун в тот памятный день. — Очень немногие познали возможности человеческого тела и научились их использовать. Ты — один из них. Ты овладел искусством Синанджу, ты умеешь мыслить и действовать, как сверхчеловек.

— Нет, папочка! Ты был прав, когда говорил, что мечешь бисер перед свиньями. Да, благодаря тебе я овладел искусством Синанджу, но что из этого? Чем я был, черт побери? Ровным счетом ничем! Я был ничем, когда ты начал меня обучать. Я не знаю своих родителей, я воспитывался в приюте. У меня нет прошлого, нет настоящего, нет и будущего. Если нуль умножить на нуль, получится нуль.

Чиун улыбнулся. На его желтом иссохшем лице невольно отразилась радость, которую он старательно скрывал.