Уоррен Мерфи - Рождение Дестроера

– Ерунда. Я лично наблюдал, как на войне простые клерки, лавочники, да кто угодно становились квалифицированными убийцами.

– Нет, они ими не становились, они открывали в себе убийц, Смитти, они родились такими! Причем в обычной жизни такие типы – прирожденные убийцы – часто сторонятся жестокости, стараются избегать критических ситуаций. Это как алкаш, который выпил в первый раз в жизни и понял в глубине души, что он такое. Так и с убийцами.

Макклири устроился на диване поудобнее и открыл новую бутылку.

– Не знаю, попробую кого-нибудь найти.

И он помахал в сторону Смита кончиками пальцев, давая понять, что его присутствие более нежелательно.

На следующее утро, сидя в своем офисе, доктор Смит запивал третью таблетку аспирина четвертым стаканом «Алка-зельцера». В кабинет ворвался Макклири и, остановившись у окна, уставился на залив.

– Ну, что еще? – простонал Смит.

– Я, кажется, знаю, кто нам нужен.

– Кто он, чем занимается?

– Не знаю. Я видел его только раз во Вьетнаме.

– Разыщите его, а сейчас – убирайтесь отсюда! – Смит положил в рот очередную таблетку и, глядя в спину собиравшегося уходить Макклири, буднично добавил: – Еще одна маленькая деталь. Там, наверху, потребовали, чтобы этот наш исполнитель не существовал.

У Макклири от изумления отвисла челюсть.

– Он не должен существовать, – повторил Смит. – У него не должно быть прошлого. Несуществующий исполнитель несуществующего дела в организации, которая не существует. – Смит наконец поднял голову. – Вопросы есть?

Макклири хотел что-то сказать, но передумал и, развернувшись, молча вышел вон.

Прошло четыре месяца. Теперь у КЮРЕ был несуществующий агент, официально скончавшийся на электрическом стуле минувшей ночью.

Первое, что увидел Римо Уильямс, – склонившееся над ним ухмыляющееся лицо монаха-капуцина. Из-под потолка в глаза Римо бил яркий свет. Римо моргнул. Лицо не исчезло, как не исчезла и ухмылка.

– Наша крошка, кажется, проснулась, – сказал монах.

Римо застонал. Руки и ноги казались налитыми холодным свинцом, как после тысячелетнего сна. Болели ожоги от электродов на запястьях и лодыжках. Во рту сухо, язык как напильник. Тошнота поднималась из желудка прямо в мозг. Временами ему казалось, что его рвет, но рвоты не было.

В воздухе пахло эфиром. Он лежал на чем-то вроде стола. Пытаясь определить, где он находится, Римо повернул голову и с трудом сдержал крик: казалось, что голова приколочена гвоздями к столу, на котором он лежал, и, поворачивая ее, он отламывал кусок черепа. В голове что-то грохотало. Вопили от боли обожженные виски.

Бу-бум! Бу-бум! – взрывался череп. Римо закрыл глаза и застонал. Ударила мысль: «Дышу! Слава тебе, Господи, дышу! Жив!»

– Надо сделать ему серию болеутоляющих и успокаивающих инъекций, – услышал Римо, – и тогда через пять-шесть дней он будет как новенький.

– А если без болеутоляющего – как долго? – раздался голос монаха.

– Пять, шесть часов, но он будет страшно мучиться, а если мы…

– Обойдемся без уколов, – заключил монах.

Голову, как казалось Римо, массировали щеткой из мелких гвоздей и в то же время по вискам били чем-то тяжелым и грохочущим: бу-бум! бу-бум!

Прошли годы, хотя медсестра сказала, что он пришел в себя только шесть часов назад. Дыхание стало легким, руки и ноги обрели чувствительность, потеплели. Немного стихла боль в висках и на запястьях. Он лежал на мягкой кровати в светлой комнате. Через большое окно мягко лился свет послеполуденного солнца. За окном легкий бриз волновал осеннюю пестроту деревьев. Через усыпанную гравием дорожку спешил бурундук. Римо захотелось есть. Слава Богу, жив; и есть хочется!

Он потер запястья и повернулся с каменным лицом к сидевшей рядом с кроватью медсестре.

– Меня собираются кормить или нет?

– Через сорок пять минут.

Сестре на вид было около сорока пяти, лицо жесткое, с морщинами. Крупные, почти мужские руки без обручального кольца. Но белый халат весьма неплохо наполнен высокой грудью. Сидит, положив ногу на ногу. Такие конечности вполне могли принадлежать шестнадцатилетней. Упругий зад на расстоянии протянутой руки от Римо.

Сестра читала журнал мод, который закрывал ее лицо. Скрестила ножки. Поерзала на стуле. Отложила журнал в сторону и уставилась в окно.

Римо оправил на себе белую ночную рубашку, сел в кровати, поиграл плечами. Он находился в обычной больничной палате: стены – белые, кровать – одна, стул – один, медсестра – одна, тумбочка – одна, окно – одно. Однако на сестре не было белой папочки, а стекло в оконном переплете было армировано проволокой.