Джонатан Келлерман: Доктор Смерть

— Да, он был тот еще фрукт, а? — сказал Майло. — Мне всегда казалось, что если счистить с него медицинско-юридическую шелуху, останется обычный маньяк-убийца с врачебным дипломом. А теперь он сам стал жертвой какого-то психопата.

— Потому ты и вспомнил обо мне, — усмехнулся я.

— Ну а о ком еще? — согласился Майло. — Не нужно также забывать о том, что прошла уже целая неделя, а я не продвинулся ни на дюйм. С радостью услышу от тебя глубокомысленные заключения относительно характера поведения и тому подобного, доктор Делавэр.

— Пока могу только поделиться мыслями об издевке, — сказал я. — Убийца мечтает о славе. Эгоцентрист, потерявший контроль над собой.

— Под это описание подходит сам Мейт.

— Тем больше причин избавиться от него. Только задумайся: если ты отчаявшийся неудачник, считающий себя непризнанным гением и желающий прилюдно изобразить из себя Господа Бога, что может быть лучше, чем устранение Ангела Смерти? Скорее всего, ты прав относительно неудачного путешествия. Слушай, а если у убийцы была назначена с Мейтом встреча, быть может, Мейт где-нибудь сделал о ней отметку?

— В его квартире рабочий календарь не обнаружен, — сказал Майло. — Вообще никаких деловых записей. Предположительно, все свои бумаги Мейт хранил у своего адвоката Роя Хейзелдена. Тот еще болтун. Можно было ожидать, что после случившегося с его клиентом будет трепаться, не закрывая рта — а вот и нет. Адвокат тоже исчез.

Хейзелден присутствовал вместе с Мейтом на той пресс-конференции, что я видел. Крупный мужчина лет пятидесяти с хвостиком, цветущий, с пышными рыжеватыми волосами.

— Тоже улетел в Амстердам? — поинтересовался я. — Еще один гуманист?

— Пока что я не знаю, где он, — просто никто не отвечает на звонки... Да, кругом одни гуманисты. Hani плохой мальчик, наверняка, также считает себя гуманистом.

— Нет, не думаю, — возразил я. — По-моему, ему нравится быть плохим.

Мимо проехала еще одна машина — серая «Тойота-Крессида». За рулем снова женщина, точнее, девчонка лет восемнадцати. И опять ни одного взгляда в нашу сторону.

— Начинаю понимать, что ты имел в виду, — заметил я. — Идеальное место для ночного убийства. Как и для путешествия к счастью, так что, вероятно, именно поэтому его и выбрал Мейт. Возможно, после обвинений в стремлении к дешевизне, он наконец решил обставить сцену: человек отправляется в последний путь из этого мрачного торжественного места. Если так, он здорово упростил задачу убийцы. Впрочем, может быть, это место выбрал убийца, а Мейт не возражал. И убийце окрестности хорошо знакомы — возможно, он живет где-то совсем рядом, и это объясняет отсутствие следов второй машины. В этом может заключаться особый шик: совершить убийство у дверей собственного дома и остаться безнаказанным. Так или иначе, убийцу наверняка позабавило совпадение своих желаний с желаниями Мейта.

— Да, — протянул без воодушевления Майло. — Надо будет поручить своим помощникам проверить местных жителей, вдруг среди них окажутся психопаты с прошлыми заслугами. — Еще один взгляд на часы. — Алекс, если убийца назначил Мейту встречу, представив себя неизлечимо больным, это говорит о высоком уровне актерского мастерства: он должен был убедить Мейта, что находится при смерти.

— Необязательно, — сказал я. — Мейт опустил планку своих требований. Начиная, он настаивал на том, чтобы его клиент был неизлечимо болен. Однако в последнее время он стал говорить о том, что каждый человек имеет право на пристойную смерть.

С необходимостью наличия медицинского заключения покончено. Я постарался сохранить свое лицо безучастным.

Судя по всему, получилось это у меня недостаточно убедительно.

— В чем дело? — встрепенулся Майло.

— Помимо рек крови, пролитых рано утром?

— Ой, — спохватился он, — порой я забываю, что ты гражданское лицо. Наверное, ты не будешь смотреть фотографии места преступления.

— Они смогут что-нибудь добавить?

— Мне — нет, но...

— Тогда показывай.

Майло достал из джипа большой пакет.

— Это копии — оригиналы подшиты к делу.

Качественные снимки, цветные, слишком яркие. Внутренность фургона, сфотографированная со всевозможных ракурсов. Элдон Мейт, в смерти такой трогательный и маленький. На его круглом белом лице застыло тупое, бессмысленное выражение — выражение человека, застигнутого врасплох. Такое было на лицах всех убитых, которых мне довелось видеть. Демократия угасания жизни.