В дверях квартиры его никто не встретил. Сусанна задерживалась в институте и должна была явиться позднее. Купленные у Отто книги Фабель принес с собой и сложил их на кофейном столике. Затем он налил себе бокал холодного белого вина и плюхнулся на кожаную софу. Квартира Фабеля находилась под самой крышей здания, бывшего в свое время большой и величественной виллой. Бывшая вилла располагалась в ставшем недавно ультрамодном Пезельдорфе, являвшемся, в свою очередь, частью округа Розербаум. Выйдя из дверей дома, Фабель через минуту оказывался в районе, где находились лучшие рестораны и кафе Гамбурга. Чтобы приобрести эту квартиру, Фабелю пришлось изрядно напрячь финансы и пожертвовать площадью ради потрясающего вида из окон и замечательного месторасположения. Кроме того, он покупал жилье в то время, когда экономика страны пребывала в неустойчивом состоянии и цены на недвижимость упали. Он иногда с горечью размышлял о том, что немецкая экономика и его брак пошли под откос одновременно. Фабель прекрасно понимал, что сейчас, даже пребывая в чине первого гаупткомиссара, он не смог бы купить эту квартиру. Дом стоял всего в квартале от Мильхштрассе, окна с цветными стеклами от пола до потолка выходили на Магдалененштрассе, Альстерпарк и озеро Ауссенальстер. Он смотрел через окно на город и на необъятное небо. Его взору открывался почти весь Гамбург — черный лес с миллионом заблудившихся душ.
Фабель позвонил матери. Она сказала, что чувствует себя превосходно, что ей надоел весь этот шум и она опасается, что Лекс вконец разорится, торча рядом с ней, вместо того чтобы трудиться в своем ресторане. По телефону голос мамы звучал совсем молодо, и Фабель немного успокоился. Этот вневременной голос существовал в его сознании без всякой связи с седыми волосами и некоторой медлительностью движений. Закончив разговор, он тотчас же позвонил Габи. К телефону подошла его бывшая супруга Рената. Говорила Рената, как всегда, подчеркнуто безразличным, на грани враждебности тоном. Фабель никогда не мог понять причину подобной тональности. Ему казалось, что Рената считает его виноватым в ее любовной связи, разбившей вдребезги их брак. В голосе Габи в отличие от голоса матери звучала неподдельная радость. Они поболтали о здоровье бабушки, о школьных успехах Габи и о предстоящем уик-энде, который планировали провести вместе.
В какой-то момент Фабель спросил:
— А ты помнишь то время, когда я читал тебе на ночь книжки?
— Конечно, папочка. Только не говори, что станешь поить меня теплым молоком и читать вслух «Петер-растрепа», когда я приеду к тебе в субботу.
— Нет… не буду, — рассмеялся Фабель. — Ты помнишь, что никогда не позволяла мне читать сказки братьев Гримм, включая «Белоснежку» и «Спящую красавицу»?
— Помню, конечно. Я ненавидела эти сказки.
— Но почему?
— Честно… не знаю. Они были страшными. Или скорее… жуткими. Хотя эти сказки считаются детскими, но на самом деле они рассчитаны на взрослых. Так же бывает у клоунов. Предполагается, что клоуны смешные и дружелюбные, но они вовсе не такие. Они мрачные. Мрачные и темные, как те деревянные маски, которые носят на юге во время масленицы. Ты, конечно, можешь сказать, что это связано с древними верованиями людей… но тем не менее. А почему ты спрашиваешь?
— Да просто так. Или, скорее, в связи с кое-какими недавними событиями, — ответил Фабель и, оставив скользкую тему, вернулся к обсуждению семейных вопросов и планов на уик-энд. Отец никогда не позволял себе омрачать беседы с дочерью своими рабочими проблемами, а сейчас, похоже, он был очень близок к этому.
Закончив разговор, Фабель приготовил себе спагетти, налил вина, уселся за стол и, не прекращая жевать, принялся читать вводную главу книги Герхарда Вайса.
Германия — сердце Европы, а «Дорога сказок» — не что иное, как душа Германии. Эти сказки — история Германии. Эти сказки — сама Германия.
Наш язык, нашу культуру, наши успехи и наши провалы, нашу сердечность и нашу злобу — все это вы встретите, шагая по дороге сказки. Так было раньше, так будет и впредь. Все мы — заблудившиеся в лесу дети, и к свету нас ведут только наши невинность и чистота. В то же время мы — злые волки, избирающие себе жертву среди слабейших. Германцы всегда стремились к величию. К величайшему добру и величайшему злу. На этом пути нам приходилось совершать крутые повороты, принимать непростые решения, и немецкие народные сказки по сути своей — рассказы о чистоте и порочности, о невинности и коварстве.
Читать дальше