Дин Кунц - Отродье ночи (Шорохи)

— Между ног? — спросил Тони.

— Тут уж Кэтрин понесла несусветную чуть. Она уверяла меня, что у детей половые органы их отца. Кэтрин сказала, что я сама прекрасно об этом знаю, потому что видела их. Она только просила меня молчать. Ну и смех! У мальчиков были самые обычные пи-пи.

Но Кэтрин не успокаивалась и требовала, чтобы я поклялась верно хранить тайну. Она спрашивала, сколько мне заплатить за молчание. Я ответила, что не возьму ни пенни, но согласилась на пять сотен в месяц, имея в виду только то, что произошло в действительности. Вы меня понимаете? Такое условие ее устроило, однако полностью она не могла успокоиться, вбив себе в голову каких-то демонов. Когда я уже хотела вызвать доктора, Кэтрин вдруг перестала нести околесицу. Кэтрин все-таки смогла взять себя в руки. А через неделю, забрав детей, она уехала.

Тони молчал.

Миссис Янси поглаживала мурлыкающего кота.

— Что если... — сказал Тони, — что если, что если...

— Что, если «что»? — спросила Хилари.

— Не знаю. Кажется, разрозненные кубики складываются в картинку... но она... так ужасна. Может, я не прав? Я должен еще подумать.

— У вас еще есть ко мне вопросы? — спросила миссис Янси.

— Нет.

Тони встал со стула.

— Больше нет.

— Кажется, мы получили то, что хотели, — добавил Джошуа.

— И даже больше, — сказала Хилари.

Миссис Янси сняла кота с колен, опустила его на пол и встала.

— Я потратила на эти глупые воспоминания слишком много времени. Мне давно пора быть на кухне и готовить пирог. Скоро придут внуки, и я хочу их угостить вкусненьким. Не дети, а сущее наказание, но я их так люблю.

Вдруг кот перепрыгнул через стул, стрелой пересек комнату и шмыгнул под стол в углу.

В тот же самый момент дом затрясло. С полки полетели две стеклянные фигурки лебедей, но не разбились, мягко опустившись на пушистый ковер. Задребезжали стекла.

— Землетрясение, — спокойно пояснила миссис Янси.

Пол закачался, как палуба корабля.

— Ничего страшного, — сказала она.

Дрожь под ногами улеглась. Возмущенная земля затихла. Дом замер.

— Видите, — сказала миссис Янси, — все кончилось.

Бруно, наконец, удалось открыть глаза мертвого.

Он был поражен тем, что увидел. Это уже не были те чистые, полные энергии, голубоватые глаза, которые он помнил и любил. Это были глаза какого-то чудовища: опухшие и вылезающие из орбит. Белки потускнели и были испещрены точками застывшей крови. Прежде голубоватые, зрачки замутились, как у слепца.

И все-таки чем дольше Бруно смотрел в них, тем менее отвратительными они казались ему. Ведь это были глаза того, кто был его собственной частью, по-прежнему ею оставался; глаза, которые он узнал бы среди миллионов чужих глаз; глаза, которые он любил и которые его любили. Бруно смотрел на них и внутрь их, как делал много раз до этого, чтобы достичь ошеломляющего чувства единения с самим собой.

На этот раз ничего не выходило, потому что эти глаза не смотрели на него. Тем не менее сам акт всматривания в мертвые глаза напоминал те слияния, которые происходили в прошлом. Тогда он испытывал невыразимое блаженство освобождения от страха и внешнего мира и замыкания в самом себе. Бруно отчаянно хватался за воспоминания, так как ничего, кроме воспоминаний, у него не оставалось. Так он сидел на кровати и смотрел вниз, на глаза трупа.

«Сессна» Джошуа Райнхарта взяла курс на Напа Каунти.

Хилари посмотрела вниз на редкие белоснежные облака и желтые осенние холмы, до которых было несколько тысяч футов. Над головой ничего не было, кроме прозрачно-голубого неба и длинной полосы, прочерченной военным самолетом. Далеко на западе у горизонта собиралась черная масса облаков. К вечеру они наверняка затянут всю долину.

Первые десять минут после взлета Хилари, Тони и Джошуа молчали, занятые своими невеселыми думами.

Наконец, Джошуа сказал:

— Близнец — это и есть тот двойник, которого мы ищем.

— Очевидно, да, — ответил Тони.

— Значит, Кэтрин не стала избавляться от второго ребенка.

— Очевидно, нет, — сказал Тони.

— Но кого же я убила? Бруно или его брата?

— Узнаем, когда эксгумируем труп, — сказал Джошуа.

Самолет попал в воздушную яму, резко пошел вниз, да так, что перехватило дыхание.

Когда подкативший к горлу комок растаял, Хилари сказала:

— Мы сидим и пережевываем одно и то же. Так мы ничего не узнаем. Если Кэтрин не убила второго ребенка, чтобы вернуться домой с одним, что она и обещала, тогда где он? Что она с ним сделала?