Петр Катериничев - Корсар. Наваждение

Да, глупо, кивнул сам себе Корсар. Но очень хочется. Как в «Интервенции»? «Аптекарь, дай мне яду! Только чтобы смерть моя была легкой, как поцелуй мотылька…» – «Тогда я вам порекомендую… селедочку с лучком». К чему это? К тому же, к чему и всегда. На Солнце и на смерть нельзя смотреть в упор. Но порою иначе – не получается. Ни у кого из живых. Такие дела.

Рулетка и прочие азартные игры, конечно, запрещены на территории дорогой столицы. И – давно. Даже – очень давно. Но – играют. Помногу играют. Когда у людей столько денег – шальных и подлых, – рулетка необходима. Как еще задобрить Князя тьмы – спустив «удачливым» малую толику?.. К тому же, если не играешь ты – играют тебя! Как там в арии из Чайковского? «Вся наша жизнь – игра!»

Хотя… Для совестливых существует еще и иллюзия. Иллюзия отшельничества – где-нибудь в однокомнатной на окраине, где и будут сотворены совершенные произведения и придут чистые, яркие, понятные мысли «о вечном»: о Боге, бессмертии, таинстве Воскресения, всеобщей любви, о йоге как учении и Тибете как месте обиталища мудрецов Шамбалы, о друидах, ариях, Руси, и снова – о вечности и Боге… И ты – сможешь выразить эти мысли в непостижимо простой и понятной форме, и мир – нет, не соблазнится, но – признает это истиной, и ты притом минуешь гордыню и – продолжишь размышление и постижение… Скажем, почему при всей простоте мира – люди столь лукавы и неискренни? И ладно бы – друг перед другом: они лгут всему: своему отражению в зеркале, своим близким, самим себе; врут самозабвенно, искусно…

Врут и – рвут… отношения, связи, покой – в душе и в мире… Врать – это рвать – то, что прежде называлось узами – дружества, любви, понимания, доверия, веры…

Врать-рвать… «От перемены мест слагаемых сумма не меняется…» Так нас учили в детстве. Именно тот случай. «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог… Все через Него начало быть… В Нем была жизнь и свет человеков. И свет во тьме светит и тьма – не объяла его». [27]

«В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог…»

– Дамы и господа, делайте вашу игру!

«И свет во тьме светит, и тьма не объяла его…» – все повторял и повторял Корсар, идя между столиками…

– …делайте вашу игру… – монотонно призывал крупье.

– «Если не играешь ты – играют тебя».

Корсар давно обменял все деньги на крупные фишки, сложил в планшет и шел себе, поигрывая двумя… Неожиданно – будто шквал сорвался с места, понес, и словно колеса поезда застучали на жестких стыках, и слышалась только одно число: двадцать один, двадцать один…

Корсар бросил рассеянный взгляд на стол рядом, не глядя выгреб целую охапку фишек, бросил на двадцать одно, успел уловить ироничную ухмылку крупье – краешком губ:

– Ставок больше нет.

А шарик катился и катился, а какой-то крашеный старичок артистической наружности шептал на ухо:

– Двадцать одно… Три семерки… Счастливое число, только не здесь и не сейчас… Сейчас…

И – замолк, и – замер.

– Двадцать один, красное, – объявил крупье и пододвинул груду фишек к Корсару.

Дмитрий прикрыл на мгновение глаза и стоял так, пока не почувствовал знакомую уже дрожь и стук, похожий на стук приближающегося к полустанку поезда…

– Делайте вашу игру…

«Двадцать два…» Две лебединые шеи вытянулись рядом.

Крупье запустил шарик.

Корсар двинул всю груду фишек на двадцать два.

За спинами Корсар почувствовал шевеление и заинтересованное внимание.

– Двадцать два, черное, – объявил крупье.

Крупье придвинул к Корсару казавшиеся бесконечными груды разноцветных фишек. Рядом с Димой объявилась де вица-служительница с подносом. Развела полные губы в улыбке:

– Может быть, желаете коньяк? Виски? Сигареты?

На губах девицы читалось продолжение: «Меня?»

Корсар только мотнул головой. И вдруг почувствовал, что свет абажура над столом сделался для него нестерпимо ярким и резал веки так, словно в лицо бросили соленого морского песка… «И свет во тьме светит, и тьма не объяла его…» А в ушах уже снова накатывал грохочущий на стыках состав, отчетливо отбивая правила игры: «Двадцать три… двадцать три… двадцать три…»