Петр Катериничев - Корсар. Наваждение

«В каждом из нас живет по меньшей мере два человека… И они – непримиримы и своевольны…»

Корсар выхватил пистолет, снял с предохранителя… семь или восемь выстрелов слились в один: окружавшие Бороватова тяжкими безжизненными куклами упали навзничь, а он остался один, с побелевшим лицом таращась на Корсара так, словно узрел перед собою тень отца Гамлета. Причем ночью и в безлюдном месте… Потом что-то дико и бессвязно заорал, брызгая слюной, и побежал прочь, к углу здания. Дурак. Разве от пули убежишь? Корсар почти не целясь выстрелил в ногу – не договорили… А – хотелось.

И в этот момент из-за дальнего угла, к которому продолжал на карачках ползти дядько Тимофей Палыч, вырулил крытый тентом «Газ-66», а оттуда, как мячики, бодро запрыгали такие же поджарые и бодрые ребятки… Увидев собственного «командарма», ползущего и хрипящего, по мнению Корсара, несуразное: «Убейте его… Убейте…» – довольно быстро поняли, сориентировались, один за другим стали поднимать автоматы… Пять, семь, десять стволов… Как говорили во времена босоногого детства: «Против лома – нет приема». Корсар понял сразу и другое: на всех пуль у него в «стечкине» – не хватит. Да и – не успеет. Вернее, успеет. «Мы успеем, в гости к Богу не бывает опозданий…»

А затем послышались выстрелы. Тяжкие пули разом смели только-только выпрыгнувших из кузова «шестьдесят шестого» бойцов, потом прошлись часто и дробно по брезентовой крыше и с характерным стуком – по металлической крыше кабины… И, к горькому сожалению Корсара, напоследок, – по спине Тимофея Бороватова. Выжить после прямого попадания десятка пистолетных пуль в спину, прошивших туловище насквозь, – невозможно. Бороватов и не выжил. Помер, как все. Без мучений.

Наверное, в душе Корсара теплилась надежда увидеть теперь… своего ангела-хранителя, Ольгу Белову, или княжну Бельскую, благополучно избежавшую смерти и примчавшуюся к нему на выручку… Но… Чудеса бывают. Не только в сказках, но и в этой жизни. И чудо сейчас тоже произошло, но… Без всякого но. Чудо. Сашка Буров, живой и невредимый, вышел из густого подлеска с ручным пулеметом Калашникова в руке.

– Ну и как ты? – спросил Бурый, жуя травинку.

– Да меня тут чуть не съели! – Взглянул на часы, подхватил Бурова, успев сказать: – Валим отсюда! В темпе!

Сашка не стал переспрашивать – как, зачем, почему «валить» и – нужно ли… Рванул сквозь лес, бежал стремглав, задыхаясь, плечо в плечо с Корсаром, пока тот не скомандовал:

– На землю! Ничком!

И – они бросились в траву. Взрыв прошел волной поверху, всколыхнув верхушки деревьев… Корсар представил, во что теперь превратилось здание лаборатории, вздохнул… Буров обернулся на этот его вздох, смотрел внимательно. Корсар пожал плечами, напел:

– «Вот она была и – нету…»

– И – чё? – откликнулся Сашка. – Такова се ля ви. Сегодня ты орел, завтра – фарш. Бывает.

– Как думаешь, Бурый, у зданий – есть память?

– У всего – есть. И у зданий, и у камней, и у гор. Только люди знают, что они смертны. И знание это – ложно.

– Да? – Корсар опустил лицо, чтобы Буров не увидел на нем степень крайнего недоумения. Добавил, стараясь вывести приятеля на привычный образ: – Умный ты стал – спасу нет! И… где-то я это уже слышал…

– Бывает.

Потом они мчались на «лендровере» Бурова в сторону Москвы. Но не впрямую, делая крюк, «чтобы никто и никогда» не связал их с пожарами и умертвиями, что имели место быть на юге и северо-востоке области. Поэтому они окольными тропами шли на юго-запад.

– Чё, эту глупость, насчет «смертны – бессмертны», слыхал? – нарушил наконец молчание Буров.

– Люди сказали. Академик Волин и княжна Ольга Бельская.

– Это которые вроде бессмертными были, как ты говорил? Там, в доме?

– Они сгорели. И знаешь, в чем глупость? Некогда случаем набрел на этот вот заводик, и подозрения какие-то были, но никому их не высказывал. Тогда еще подумал и решил для себя: зачем мне чужие трудности и чужие разборки?

– Ну да. Жизнь, она же – понятная. Если это твоя война – воюй, если не твоя – отдыхай.

– Чужой войны не бывает.

– Умный ты стал, Корсар.

– Да я всегда таким был.

– Скрывал, значит? А скрытным – не выглядишь.

– А ты, Бурый, – выглядишь… – «И Брюс, и Боур, и Репнин… и счастья баловень безродный, полудержавный властелин…» Зачем ты убил Игнатова, Боур?

Лицо Бурова закаменело, потом он разлепил ставшие узкими, как пулеметная щель, губы, спросил:

– Ты… о чем-то говорил с Волиным?