– Палыч, короче, а? Твое предприятие?
– Было – мое. Теперь – даже не знаю, кому все это переписать и как перед людьми ответить…
– Есть перед кем?
– Умному человеку – всегда есть перед кем, всегда есть что и кого. А такому, как ты, – Бороватов махнул рукой, как показалось Корсару, с непритворной досадой. – Я же на тебя свои виды, можно сказать, имел, думал – подтяну парня, что он со своими книжками прозябает, ведь видно же, способный, способный на многое. Теперь – поздно.
– Слушай, Палыч, ты чего тогда со мной умные разговоры разводишь? Сразу бы, как по затылку прикладом приладили – добавили бы, и – вся недолга. Нужно чего?
– Ты это… Волин… он это… сказал тебе что?
– Выражайся яснее!
– Если сказал, ты поймешь, об чем я. Сразу говорю: тогда тебе и жизнь, и «комсомольская путевка» – в любую страну, и – что хочешь? Яхта, девочки, замки, лакеи… С нас не убудет. Ну?
– Разочарую я тебя, Палыч. Не сказал мне Волин никакого слова заветного. Не сват я ему, не брат был и вообще – не родственник. Не выйдет у меня «каменный цветок». И «романа с камнем» у тебя, Бороватов, не получится. Я-то думал, ты – честный мошенник и взяточник, а ты – наркобарыга злой! Нехорошо это! Да еще и у змееглазых на крючке! Ой, умрешь смертью лютою!
– Знаешь, кого ты мне сейчас напомнил, Митя? Гуся рождественского! Его – резать несут, в смысле башку сворачивать, а он смотрит на повара и рот свой разевает: «Мужик, трындец тебе, я тебя запомнил!» – Скулы Бороватова будто заострились, лицо сделалось откровенно неприятным, злым.
– Не знаю, как я, а ты – умрешь действительно люто. И не скоро. Пока не выложишь из сознания, подсознания и даже костного мозга все, что не помнишь, забыл и даже не знал никогда. Сначала мои архаровцы с тобою вжесткую потешатся – как знать, бывает, что таких вот героев хороший удар по яйцам раскалывает. – Бороватов хохотнул. – Видал, каламбур получился! Смешно тебе, Митя?
– Поживем – увидим.
Тимофей Павлович сделал шаг назад, велел подручным:
– Потешьтесь, ребятки. Пусть ему будет не просто больно, а зверски, нечеловечески больно. Только чтобы в сознании оставался и… живой. Нам с него потом, как все скажет, еще и шкуру сдирать. Трофей, так сказать. – Бороватов посмотрел на Корсара: – Ты только не подумай, Митенька, что это – фигура речи. Это – чистая правда. – Бороватов сузил глаза, сомкнул губы, скомандовал бойцам: – Начали.
И вот тут – Корсар успокоился. Окончательно и бесповоротно. В состоянии боевого транса у белозубых и вполне современных ребятишек глаза сначала словно подернулись пылью, затем – зрачки удлинились, сделались не то кошачьими, не то змеиными…
Отчего-то Корсар вдруг вспомнил, что читал еще до всех этих «запуток» где-то: такая вот технология «смешивания» людей с рептилиями, животными, даже растениями – видимо, на генном уровне, существовала в цивилизации атлантов, за что они и были уничтожены гиперборейцами «тьмы и тьмы» тысячелетий назад… Но – не все и не насовсем. Зачем ему эти знания и воспоминания сейчас – он даже не удивился. Голова – предмет темный.
Дальше все было просто. Первый кинулся с боевым ножом – взрезать Корсару скальп… Дима не подозревал, что после лечения у Волина у него появятся такие навыки… Все для него происходило теперь не просто медленно, а исключительно медленно. Он легко подбил нападавшего по запястью, схватил выпорхнувший нож, взрезал сухожилия на ноге, и, когда тот только начал припадать на одно колено, изящным пируэтом повернулся и легким касанием отточенной до бритвенной остроты боевой стали рассек обе артерии…
«Люди приходят к нам сами, чтобы мы… разбудили в каждом те дремлющие способности, о которых они не подозревают…»
– Все пятеро! Вперед, – расслышал Корсар словно из далекого далека рык Бороватова.
Но тому было не понять: именно сознание того, что он, Корсар, убивает «нелюдей», придало ему спокойствие и чувство правоты. А за правое дело можно не то что пяток бойцов порешить – можно месить людишек длинными очередями, жечь огнеметами и добивать – одиночными выстрелами… Такая у нас страна? Вовсе нет. Таков мир.
Второго он убил ударом в сердце – пробив грудину.
Третьему – посек змеиные зрачки, нырнул вниз и вогнал нож в печень по рукоять. Теперь у него было два ножа.
«Никто не знает, кем или чем вы станете…»
С четвертым, пятым и шестым он затеял настоящий танец, когда отточенные края лезвий мелькали в опасной близости от лица, шеи и даже разрезали одежду или кожу… Он был похож на танец матадора, только опаснее, смертельнее и… изящнее. Как бы там ни было, все было кончено в минуту. Два жестких удара – и два перерубленных шейных позвонка; еще один, и – шестой, насаженный на нож брюхом, завис над Корсаром с выкатившимися глазами. Корсар прикрылся им намеренно. У этого – была оперативная кобура, в которой покоился двадцатизарядный «стечкин».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу