Стив Берри - Евангелие тамплиеров

— Так что же ты делал в горах, когда сошла эта лавина?

Марк не ответил.

— Ты делал то же, что сейчас делает здесь твоя мать. Пытаясь искупить что-то. Ты просто не знал, что за тобой присматривают.

— Слава богу, что присматривали.

— Твоя мать страдает.

— Вы с ней работали вместе?

Малоун понял хитрость Марка.

— Долгое время. Она мой друг.

— Она крепкий орешек.

— Не надо мне об этом рассказывать. Но с этим можно справиться. Ей очень плохо. Чувство вины и сожаления. У вас с ней есть второй шанс.

— Моя мать и я давным-давно идем разными путями. Так было лучше для нас обоих.

— Тогда что ты тут делаешь?

— Я приехал в дом моего отца.

— И когда ты приехал, ты увидел здесь чужие сумки. Оба наших паспорта были здесь. Наверняка ты их нашел? И тем не менее остался.

Марк отвернулся, и Малоун решил, что он пытается скрыть замешательство. Марк был намного больше похож на мать, чем думал сам.

— Мне тридцать восемь лет, и тем не менее я до сих пор чувствую себя ребенком, — медленно произнес Марк. — Я прожил пять лет в безопасном уединении аббатства, управляемого строгим уставом. Человек, заменивший мне отца, был со мной добр, и я поднялся до такого уровня, о котором и не думал.

— Тем не менее ты здесь. В самой гуще бог знает чего.

Марк улыбнулся.

— Тебе и твоей матери надо разобраться со всем этим.

Молодой человек выпрямился, хмурый и озабоченный.

— Женщина, о которой вы говорили прошлой ночью, Кассиопия Витт. Я знаю о ней. Она и мой отец не ладили. Может быть, надо найти ее?

Малоун обратил внимание, что Марк предпочитает уклоняться от вопросов, задавая их сам, в точности как его мать.

— Возможно. Она представляет для нас угрозу?

— Трудно сказать. Она вечно вертится где-то рядом, и отец ее недолюбливал.

— Де Рокфору она тоже не по душе.

— Еще бы.

— Прошлой ночью, в архиве, она не назвалась, и де Рокфор не знал, кто она такая. Но поскольку у него есть Кларидон, теперь он знает.

— Разве это не ее проблема? — спросил Марк.

— Она дважды спасала мою шкуру. Поэтому я должен ее предупредить. Кларидон сказал, что она живет неподалеку, в Живоре. Твоя мать и я собирались уехать сегодня. Мы решили закончить поиски. Но все изменилось. Мне надо нанести визит Кассиопии Витт. Думаю, что мне лучше сделать это в одиночестве.

— Хорошо. Мы подождем тебя здесь. А прямо сейчас мне тоже надо нанести визит. Прошло пять лет с тех пор, как я последний раз был на могиле отца.

И Марк направился к входу на кладбище.

Ренн-ле-Шато

11.05

Стефани налила себе чашку горячего кофе и предложила то же самое Жоффруа, но молодой человек отказался.

— Нам разрешается только одна чашка в день, — объяснил он.

Она села за кухонный стол.

— Что, вся ваша жизнь определяется уставом?

— Таков наш путь.

— Я думала, что для братства очень важна секретность. Почему ты говоришь об этом так открыто?

— Мой магистр, который ныне вместе с Богом, велел мне быть честным с вами.

Она была озадачена.

— Откуда ваш магистр знал обо мне?

— Он внимательно следил за исследованиями вашего мужа. Это было задолго до моего прихода в аббатство, но магистр рассказывал мне об этом. Он и ваш муж время от времени общались. Магистр был исповедником вашего мужа.

Эта информация повергла ее в шок.

— Ларс вступил в контакт с тамплиерами?

— Вернее, это тамплиеры вступили в контакт с ним. Мой магистр приблизился к Ларсу, но если ваш муж и знал, что магистр — тамплиер, то молчал об этом. Возможно, он считал, что если расскажет об этом, то лишится общения с магистром. Наверняка он знал, что имеет дело с тамплиером.

— Похоже, ваш магистр был любознательным человеком.

Лицо молодого человека просияло.

— Он был мудрым человеком, стремившимся приносить ордену добро.

Она припомнила, как Жоффруа защищал Марка несколько часов назад.

— Мой сын помогал магистру?

— Именно поэтому его назначили сенешалем.

— И тот факт, что он сын Ларса Нелла, не повлиял на выбор?

— Не могу сказать, мэм. Я узнал, кто наш сенешаль, несколько часов назад. Здесь, в этом доме. Так что не знаю.

— Вы ничего не знаете друг о друге?

— Очень мало, и некоторые из нас борются с этим. Другие довольны невмешательством в их личную жизнь. Но мы живем в тесноте, как в тюрьме. Слишком большая фамильярность может стать проблемой. Поэтому устав ограждает нас от вторжения в жизнь друг друга. Мы храним уединение, служба Богу укрепляет наше молчание.