— Это должно прекратиться, — сказала Марион.
— Хорошо.
Он помедлил, потом тихим голосом спросил:
— Но вы ведь придете сегодня, Марион?
Она поджала губы. Подумала минуту, потом сказала:
— Только потому, что я не хочу огорчать мать Берта.
Кингшип закрыл дверь.
Они зашли в закусочную на Лексингтон-авеню. Гант заказал кофе и пирог с вишнями, а Кингшип — стакан молока.
— Ну ладно, начало положено, — сказал Гант.
Кингшип, который сидел уставившись на бумажную салфетку, спросил:
— В каком смысле?
— По крайней мере, мы знаем, что он не сказал ей про Стоддард. Из этого вытекает, что…
— Вы слышали, что сказала Марион? Они не говорили об университете из-за Эллен.
Гант приподнял брови.
— Бросьте, — сказал он. — Это объяснение, может, и удовлетворяет ее — она же в него влюблена. Но чтобы человек не сказал невесте, где он учился…
— Но он же не солгал ей, — возразил Кингшип.
— Нет, — сардонически отозвался Гант, — они просто никогда не говорили о том, кто где учился.
— Учитывая обстоятельства, я считаю это вполне возможным.
— Разумеется. Учитывая, что одним из обстоятельств была Дороти.
— У вас нет права безапелляционно это утверждать.
Гант медленно помешивал кофе, потом отхлебнул глоток. Добавил сливок и опять помешал.
— Похоже, вы ее боитесь, — сказал он.
— Марион? Какой вздор! — Кингшип твердо поставил на стол стакан с молоком. — Пока вина не доказана, человек считается невиновным.
— Значит, нам надо найти доказательства.
— Видите! Вы считаете его охотником за приданым, еще не найдя этому никаких доказательств.
— Я считаю, что он больше чем охотник за приданым, — сказал Гант, поднимая ко рту на вилке кусочек пирога. Проглотив его, он спросил: — Что вы собираетесь делать?
Кингшип опять смотрел на салфетку.
— Ничего.
— Вы позволите им пожениться?
— Я не смог бы их остановить, даже если бы хотел. Они оба совершеннолетние.
— Вы могли бы нанять детективов. У вас есть еще четыре дня. Может быть, они что-нибудь откопают.
— Может быть, — сказал Кингшип. — Если там что-нибудь есть. Или Берт об этом догадается и скажет Марион.
— Кажется, вы сказали, что я несу вздор, когда я заподозрил, что вы боитесь Марион?
Кингшип вздохнул:
— Послушайте. У меня были жена и три дочери. Двух дочерей не стало. Жену я прогнал сам. Может быть, я и дочерей оттолкнул сам. Теперь у меня осталась лишь одна дочь. Мне пятьдесят семь лет, и у меня нет никого, кроме одной дочери и приятелей, с которыми я играю в гольф и разговариваю о делах. И это все.
Кингшип повернулся к Ганту. Его лицо было жестко.
— А вы? — спросил он. — Почему вы проявляете такой интерес к этой истории? Может быть, вам просто нравится трепаться о своем аналитическом складе мышления и демонстрировать людям, какой вы умный? Когда мы разговаривали у меня в конторе, вам было вовсе не обязательно распространяться о письме Эллен. Достаточно было положить мне на стол альманах и сказать: «Берт Корлисс учился в Стоддарде». Может быть, вам нравится разыгрывать спектакли?
— Может быть, — легкомысленным тоном ответил Гант. — А может быть, я считаю, что он убил ваших дочерей, и, как Дон Кихот, стремлюсь наказать виновных.
Кингшип допил молоко.
— На мой взгляд, вам лучше отправиться домой в Йонкерс и отдыхать от занятий.
— Уайт-Плейнс. — Гант соскреб вилкой сладкие остатки пирога. — У вас что, язва желудка? — спросил он, посмотрев на пустой стакан из-под молока.
Кингшип кивнул.
Гант откинулся на спинку стула и вгляделся в сидевшего перед ним человека.
— И лишнего веса у вас примерно фунтов тридцать. — Он облизал вилку с красными остатками пирога. — Берт наверняка подсчитал, что вы протянете максимум лет десять. Но возможно, через три-четыре года ему надоест ждать, и он решит вас поторопить.
Кингшип встал со стула, вытащил из бумажника долларовую бумажку и положил ее на стол.
— До свидания, мистер Гант, — сказал он и ушел.
Официант подошел, взял доллар и спросил:
— Еще чего-нибудь хотите?
Гант покачал головой.
В 17.19 он сел на поезд, идущий в Уайт-Плейнс.
В своих письмах матери Берт делал лишь туманные намеки на состояние Кингшипов. Раз или два он упомянул «Кингшип коппер», но не разъяснял, что это за корпорация, и был уверен, что, имея лишь представление о богатстве, которое свойственно бедному человеку, — столь же смутное, как представление подростка об оргиях, — мать и не представляла себе, в какой роскошной обстановке живет президент этой корпорации. Поэтому он с нетерпением ждал той минуты, когда сможет представить ее Марион и Лео и показать ей двухэтажные апартаменты Кингшипа, будучи уверен, что в свете предстоящего брака ее расширенные от изумления глаза будут видеть в каждом инкрустированном столике и сверкающей люстре свидетельство его, а не Кингшипа талантов.
Читать дальше