Айра Левин - Поцелуй перед смертью

— А я так хорошо все продумал. Летом я приехал бы в Нью-Йорк, и ты познакомила бы меня с отцом. Я постарался бы ему понравиться. Ты бы меня предупредила, чем он интересуется, что любит, а чего не любит… — Он осекся, затем продолжал: — А после окончания университета мы бы поженились. Или даже этим летом. В сентябре вернулись бы в Стоддард, чтобы закончить последние два курса. Сняли бы небольшую квартирку недалеко от колледжа…

Она подняла голову с его груди:

— К чему это все? Зачем ты это говоришь?

— Я хочу, чтобы ты поняла, как все могло бы быть прекрасно.

— Я понимаю. Неужели ты думаешь, что не понимаю. — Ее голос опять сорвался. — Но я беременна. Уже на втором месяце. — Наступила тишина, словно какие-то невидимые моторы прекратили работать. — Ты что, пытаешься выкрутиться? Сбежать от меня? Ты это задумал?

— Ну что ты, Дорри, вовсе нет! — Он схватил ее за плечи и притянул ее лицо к своему. — У меня и в мыслях этого нет!

— Тогда зачем ты мне все это говоришь? У нас нет выбора. Мы должны пожениться.

— У нас есть выбор, Дорри.

Он почувствовал, что она точно окаменела и испуганно прошептала:

— Нет! — и замотала головой.

— Послушай, Дорри, — умоляюще заговорил он, стискивая ей плечи. — Я не предлагаю тебе операцию. Ничего подобного. — Он взял ее за подбородок, крепко сжал пальцы и заставил держать голову неподвижно. Подождав, пока у нее успокоится дыхание, продолжил: — Послушай! У нас в колледже есть один парень. Его зовут Герми Годсен. Его отец держит в городе аптеку. Герми иногда продает то, что так просто не купишь. Он мог бы достать нам пилюли.

Он отпустил ее подбородок. Она молчала.

— Ну пойми же, детка! Надо попробовать. От этого так много зависит.

— Пилюли… — растерянно повторила она, словно никогда не слышала этого слова.

— Надо попробовать. Тогда мы смогли бы осуществить все наши планы.

Она покачала головой и растерянно прошептала:

— Не знаю… О господи…

Он обнял ее:

— Детка, я так тебя люблю. Я никогда не допущу, чтобы ты причинила себе вред.

Она опять уронила голову ему на плечо:

— Не знаю… Я не знаю…

— Как все было бы замечательно, — сказал он, гладя ей спину. — Наша собственная квартирка… Не надо было бы дожидаться, пока эта чертова домохозяйка уйдет в кино…

Наконец она проговорила:

— Откуда ты знаешь… как ты можешь поручиться, что пилюли подействуют? А если нет?

Он глубоко вздохнул.

— Если они не подействуют… — Он поцеловал ее в лоб, в щеку, в уголок рта. — Если не подействуют, тогда мы немедленно поженимся. И пусть все провалится — и твой отец, и «Кингшип коппер». Я тебе это обещаю, детка.

Он знал, что она любит, когда он называет ее «деткой». Когда он держал ее в объятиях и называл «детка», она практически ни в чем не могла ему отказать. Он пытался понять, почему это так, и решил, что все объясняется ее неприязнью к отцу.

Он нежно целовал ее, шептал теплые слова, и вот она уже успокоилась, напряжение исчезло.

Они закурили сигарету. Дороти сначала поднесла ее к его губам, потом к своим, и розовый огонек, разгоравшийся при каждой затяжке, на секунду освещал ее пушистые пепельные волосы и большие карие глаза.

Она повернула горящий кончик сигареты к себе и стала рисовать ею в темноте оранжевые круги и полосы.

— Так, наверно, можно загипнотизировать человека, — сказала она. И стала медленно помахивать сигаретой у него перед глазами. В слабом свете, отбрасываемом горящим кончиком, ему были видны ее тонкие пальцы и змееподобное движение руки. — Ты мой раб, — шептала она ему на ухо. — Ты мой раб, и ты в моей власти. Ты должен выполнять каждое мое желание.

Он невольно улыбнулся — какая же она милашка!

Когда она докурила сигарету, он посмотрел на светящийся циферблат своих часов. Помахивая рукой у нее перед лицом, он нараспев заговорил:

— Пора одеваться. Пора одеваться. Уже двадцать минут одиннадцатого, а тебе нужно к одиннадцати вернуться в общежитие.

Он родился в Менассете — предместье Фалл-Ривер в штате Массачусетс. Его отец работал смазчиком на одной из текстильных фабрик Фалл-Ривер, а мать, когда с деньгами становилось трудно, подрабатывала портнихой. Он был их единственным сыном. Родители были английского происхождения, но где-то по пути в жилы семьи попала французская кровь. Дом же их стоял в квартале, населенном по преимуществу португальцами. Отца такое соседство не волновало, но мать считала его унизительным. Она была несчастной, исполненной горечи женщиной, которая рано вышла замуж, надеясь, что муж добьется в жизни большего, а не кончит дни простым смазчиком.