Пол Галлико - Посейдон

Казалось, больше никто разговаривать не хочет, и когда Рого смолк, беседа иссякла сама собой. Мартина это не устроило. Он обязан отвлекать своих товарищей от невеселых мыслей. И потому он начал:

— Мисс Кинсэйл, вот вы как-то тут сказали, что всем нам цены нет. А что можете вы рассказать нам о себе самой? Что в вас такого особенного?

Там, где рядом с Джейн Шелби устроилась мисс Кинсэйл, послышался шорох.

— Ну что вы! — воскликнула Мэри Кинсэйл. — Я говорила только о вас. Что касается меня, то я не слишком интересная особа. — Она помолчала и добавила: — Но, конечно, семья у меня замечательная и очень дружная. Мы сами родом из Норфолка. У нас было великолепное поместье. Я с детства помню его. Помню огромный сад, многочисленную прислугу, горничных и, конечно, старенькую няню, которой сейчас, наверное, уже давно перевалило за восемьдесят. Помню, как живший по соседству граф Уолдринхэм всегда просил разрешения поохотиться в наших угодьях. — И она принялась описывать дом — настоящий дворец. Выходило, что мисс Кинсэйл из старинного рода. Что же она делает в банке лондонского предместья?

— Но, конечно, все в нашей жизни меняется, — спохватилась Мэри. — Люди, отношения между ними… Во всяком случае, меня вполне устраивает теперешнее мое скромное жилище. Знаете, из моего окна открывается прекрасный вид. Он всегда напоминает мне о моем женихе, Джеральде. Он, к сожалению, погиб.

Мюллер сразу понял, к какому роду девиц принадлежит мисс Кинсэйл: в их фантазиях непременно присутствует погибший, например, на войне, влюбленный в них молодой человек. Обычно его «убивали» сразу же после объявления или окончания войны.

Мэри продолжала, подтвердив догадку Мюллера.

— Там виден дом, из которого и ушел на войну Джеральд, — вздохнула мисс Кинсэйл. — А мы так любили вместе гулять по нашему очаровательному парку…

— Ой, милая моя, как мне вас жалко! — воскликнула чувствительная Нонни.

— Сначала Джеральд, а теперь вот еще и Фрэнк, — пожаловалась старая дева. — Как я смогу все это вынести?

Только один Мюллер догадался, куда воображение завело бедную мисс Кинсэйл. Но если Джеральда он смог «проглотить», то Скотт — это уже слишком! И этот ее дворец с горничными… Надо же было столько насочинять! Возможно, она действительно какая-нибудь дальняя родственница владельцев большого поместья, где она гостила несколько дней, и это событие запомнилось ей на всю жизнь.

— Да что он был за священник? — неожиданно возмутился Роузен. — Сначала молится Богу, потом сам же проклинает его и…

— Вероятно, он верил в действие и ненавидел бездеятельность, — вставил Мартин.

— Да, но верил ли он при этом в Бога? — задал свой вопрос Мюллер и тут же добавил: — А кто-нибудь в Него верит? Нет, так, чтобы на самом деле, а не формально?

— Конечно! — с жаром воскликнула мисс Кинсэйл. — Я верю. Всем сердцем, всей душой. Господь постоянно наблюдает за нами. Это Он сделал так, чтобы доктор Скотт отдал свою жизнь ради спасения нас всех.

Вдруг Мюллер ощутил, как под ним угрожающе дрогнул корабль, и подумал: «А, может быть, Бог только развлекается? Так сказать, играет с нами в кошки-мышки, а потом и проглотит всех нас с большим удовольствием?»

— За что же все-таки отдала свою жизнь Линда? — с горечью произнес Рого. — Да и что за жизнь она получила? Впрочем, и смерть вышла ничуть не лучше!

— Не надо так говорить, — осуждающе заметила мисс Кинсэйл. — Как вы можете, мистер Рого! Разве вы не католик? Разве вы не ходите в церковь?

— Да, я воспитан как католик. Но только вера моя не сможет объяснить мне, что же случилось с Линдой и за что. А что, если Скотт был послан только для того, чтобы она поскользнулась и упала? Не пойди мы за ним — Линда была бы еще жива.

— Или все бы давно погибли, — подытожил Мюллер.

— Уж не знаю сама, во что именно верю я, — заговорила Нонни, — но молитвы на ночь я читаю регулярно.

— И я тоже. Обязательно! — подхватила Сьюзен.

— А я уж и забыла, когда молилась в последний раз, — призналась ее мать.

— Лично сам я — агностик, — сообщил Мюллер. — А вы, Мартин?

Мартин прокашлялся. Он был рад, что его «подопечные» разговорились на такую далекую от кораблекрушений тему и отвлеклись от невеселых мыслей. Сам он готов был поддержать любую беседу, лишь бы его товарищи не поддавались унынию. Он ответил:

— Я баптист, но только не примерный, а, скорее, запуганный. Все, чего добились совместными усилиями мой отец и наш священник, так это мысли, что Бога надо бояться. А мой сын, например, ни разу в жизни не был в церкви. Я его не заставлял, а сам он желания не выказывал. Но с ним все в порядке. Он, в отличие от меня, юноша ничем и никем не запуганный.