Кевин Уигналл - Собачье наследство

Язык Бродски начал заплетаться, и Бруно заснул еще до того момента, как закончилась вторая бутылка.

Вот оно: перед ней открылась возможность, однако Элла все еще не решила, как все провернуть. Чтобы избавиться от тошноты, замешательства и чувства ответственности за то, кем становится, она подошла к окну и посмотрела вниз.

Так она простояла несколько минут, пока не услышала чей-то возглас, всего одно слово, почти потерявшееся в шуме деревьев. Элла напряглась, пытаясь увидеть, откуда донеслось восклицание, и вдруг увидела мальчишку, стоящего на противоположной стороне улицы.

Мгновенная вспышка счастья узнавания ослепила ее — чтобы тут же исчезнуть. Конечно, парнишка не мог быть Беном, разумеется, нет… Хотя и немного похож, даже по манере одеваться. Впрочем, он стоял слишком далеко, чтобы разобрать детали. Мальчик медленно поднял руку и помахал ею.

По спине Эллы пробежали мурашки: смесь осознания, что тебя узнали, и призрачного сходства парнишки с Беном. Она подняла руку, чтобы махнуть в ответ, когда вдруг услышала второй голос.

Появление второго подростка в окне одной из соседних квартир привело ее в замешательство. Он выкрикнул еще несколько слов своему приятелю, прежде чем снова исчезнуть в окне. Мальчишка на улице не видел ее, никто не видел ее, Бен — мертв… Бродски тоже должен умереть.

Элла закрыла окно, потом зашла в кухню, не глядя на Бруно. Времени на брезгливость нет: пусть это будет нож. Она закроет глаза, подумает о том, что сделал Бродски, и проткнет его насквозь. Она сможет, она должна это сделать.

Элла открыла пару ящиков: ящик с ножами грохнул так громко, что она обернулась в сторону гостиной, чтобы проверить, не проснулся ли Бруно. Повернувшись назад, Элла наткнулась взглядом на плиту — и замерла, медленно и аккуратно закрывая ящик.

Газ. Девушка вспомнила, как кто-то говорил ей, что бытовой газ не ядовит. Зато он взрывоопасен, и с его помощью можно все проделать, не впадая в излишнюю жестокость. Кроме того, такая смерть не будет выглядеть подозрительной. Несчастный случай.

Элла вернулась в гостиную, аккуратно взяла одну из зажженных свечей, принесла в кухню и поставила ее на газовый счетчик. Потом подняла свой бокал, вымыла его, взяла сумочку и бросила последний взгляд на Бруно, который теперь, во сне, выглядел старше и казался совершенно безобидным.

Элла не была уверена, что это сработает, и все-таки почувствовала себя как-то лучше, легче. Бродски виновен в убийстве ее семьи, она убеждена в этом до мозга костей, но если он сейчас не погибнет, тогда это будет вмешательством злого рока — подобно тому, как злодеи выживают на электрическом стуле.

Элла открыла все конфорки. Раздалось неприятное шипение. Выйдя из квартиры, она быстро спустилась по лестнице, выскочила из здания и инстинктивно замедлила шаг, заметив двух мальчишек, курящих неподалеку. Отсюда парень уже не напоминал Бена: лицо у него было более грубым и вытянутым. Подросток бросил взгляд в ее сторону, и Элла быстро отвернулась.

Девушка пошла в направлении освещенного здания парламента и в конце улицы повернула налево, догадавшись, что направляется к реке.

Она ждала, а таймер в ее голове тикал, отсчитывая время до взрыва. Сомнениям не оставалось места: ведь теперь уже поздно, ничего не изменишь.

Если Бруно проснулся, или потухла свеча, или такие фокусы вообще чепуха и нигде не срабатывают, кроме как в кино, тогда она на самом деле все испортила, потому что Бродски поймет, что она снова пыталась убить его, и теперь уже не будет таким великодушным.

Потом раздался гул — сначала еле различимый, словно где-то высоко пролетел реактивный самолет. Затем он обрел форму, безошибочно объявил о себе на весь город: взрыв, звук тревожного колокола, заполнившего пустоту, прежде чем замереть. Скоро завоют сирены… Девушку охватило нервное возбуждение, сердце заколотилось, будто собиралось выпрыгнуть из груди.

Она поймала такси и за время короткой поездки до гостиницы почувствовала себя успокоенной и воодушевленной. В ней бурлили и другие эмоции, но Элла подавляла их, потому что знала: у нее нет причин жалеть о Бродски или идти против Лукаса.

Она чувствовала себя уверенной, сильной, однако вот она вернулась в гостиницу — и немедленно натолкнулась на самое себя, и триумф виновато рассыпался на кусочки. В холле сидел Лукас, явно ее поджидая; его кресло было повернуто таким образом, чтобы он видел каждого, кто входит в отель.