Кевин Уигналл - Собачье наследство

— Убейте его.

— Что ты собираешься делать, Элла? Убивать каждого, кто имел отношение к контракту?

— Только его, Лукас. Я заплачу вам… Как я могу оставить его жить, зная, что он сделал? Как я могу?..

Лукас не ответил.

— Вы говорите, что для него это всего-навсего работа. Что ж, пусть это будет такая же работа для вас. Я заплачу, какой бы ни была цена. Вы должны убить его. Вы должны!..

— Я уже говорил раньше, никаких денег.

Элла даже не заметила, как он достал пистолет, только услышала оглушающий звук выстрела, такой громкий, что вздрогнула.

Придя в себя, она посмотрела на Новаковича. Тот лежал на спине: тело напряжено и согнуто из-за скованных за спиной рук, рельеф мышц выделяется под майкой. Это напомнило ей одну из статуй Микеланджело, которую она видела в Италии. Умирающий раб. Не похоже было только лицо — окровавленное, лишенное формы, уже не человеческое.

Уничтожение единственного реального свидетеля последних моментов жизни ее семьи принесло большее удовлетворение, чем ожидала Элла. А еще она поняла, что борьба между стремлением к справедливости и местью была фарсом.

И то и другое. Ей хочется справедливости для ее семьи, но в душе она желает мстить, и оба чувства измеряются по одной и той же шкале, достигаются одними и теми же средствами. И хотя Элла нарушила закон, она знала, что поступила правильно.

Новакович был мертв, однако теперь девушка почувствовала непреодолимое желание ударить его, плюнуть ему в лицо или сделать то, что сделал Лукас, — влепить в него еще одну пулю. Какой-то части ее естества хотелось почувствовать, на что это похоже, но еще больше Элла жаждала хоть каким-то образом обозначить для самой себя первый акт мести. От этой мысли она ощутила смесь стыда и возбуждения. Ей нужно, чтобы у нее на руках осталась его кровь.

Лукас все еще держал пистолет у бедра. Элла протянула руку и спросила:

— Вы не против?..

Он удивился, даже посмотрел на труп, чтобы убедиться, действительно ли Новакович мертв. Потом подал Элле пистолет.

Держа оружие обеими руками, она навела его на окровавленное месиво, в которое превратилась голова Новаковича. Элла закрыла глаза, но когда стала нажимать на спусковой крючок, заставила себя открыть их.

Звук выстрела и отдача потрясли ее: она даже не заметила, попала ли куда-нибудь. Лицо трупа совершенно не изменилось, поэтому она обернулась к Лукасу и спросила:

— Я попала в него?

Он кивнул и протянул руку, чтобы забрать оружие.

— Спасибо. Понимаю, вы поражены… — Неожиданно Элла почувствовала страшную слабость и замолчала, не закончив фразы, охваченная ознобом и бурей эмоций. Она попыталась взять себя в руки, не желая, чтобы Лукас подумал, будто это имеет отношение к смерти Новаковича. — Я должна была это сделать…

Больше она ничего не смогла сказать.

— Конечно.

Лукас спрятал пистолет и пошел прочь.

Когда они уже сидели в машине, он промолвил:

— Никогда больше не проси меня об этом.

— Я думала, именно для этого мы сюда и приехали. И я ничего не просила сделать ради меня; я просила ради моей семьи.

— И все-таки никогда не обращайся ко мне с такой просьбой. Я больше не убиваю людей.

Он завел двигатель.

— А если мы найдем человека, который…

— Я сделаю исключение, только одно. Это месть, а не терапия. Приведи в порядок нервы. Запишись в спортзал.

— Извините.

Элла не была уверена, что на самом деле извиняется, разве только ощутила неловкость от мысли, что могла вызвать его неодобрение. Не зная, чего, собственно, ожидал от нее Лукас, она все равно чувствовала себя неловко, будто сделала что-то не так.

Пытаясь продолжить разговор, она заметила:

— Вы выглядели довольным, когда он сказал вам, кто его послал.

— Бруно Бродски. Посредник — устраивает всякие сомнительные дела. Живет в Будапеште. Некоторые из людей такого сорта бывают весьма скользкими, но я давно знаю Бруно. Он расскажет нам все, что ему известно.

— То есть мы собираемся в Будапешт?

— Незачем ехать вдвоем. Я думал, тебе захочется посмотреть на убийцу. — Тут он рассмеялся. — Боже мой, тебе ведь действительно захотелось его увидеть… Однако встречаться с Бруно нет никакой необходимости.

— Я буду просто сидеть и психовать, если останусь. А я хочу услышать, чт о он скажет, потому что хочу понять. Мне нужно все узнать самой.

— Ладно. Если ты уверена, что действительно этого хочешь, тогда нет повода не поехать. И все же предупреждаю: и не думай просить меня убить Бродски. Он всего лишь посредник. И поможет нам узнать, кто заказал убийство. Учти.