Антон Леонтьев - Жрец смерти

Ну да, смерть, которую он потом приносит этим девочкам и мальчикам, забирая их на своем черном фургоне…

Я поблагодарила профессора и на прощание пожала вновь его руку.

Мы с пресс-секретарем побеседовали еще некоторое время. Я пообещала, что подумаю над предложением доктора Винокура и в ближайшее время свяжусь с ней. А затем отправилась к себе домой.

Встреча вроде бы прошла вполне нормально, насколько подобное слово вообще применимо к рандеву с маньяком. Но что-то не давало мне покоя. То ли взгляд Винокура, то ли его поведение. Скорее всего, мысль о том, что убийца все еще гуляет на свободе, решила я в конце концов и успокоилась.

Поэтому я позвонила пресс-секретарю и сказала, что готова провести фотосессию с больными детьми – при условии, что ребятишки и их родители согласятся.

На следующий день я не могла отправиться в центр, открывалась моя выставка в Москве. Не переносить же ее! Было бы более чем странно, если бы на вернисаже недосчитались меня – автора представленных фотографий.

В столицу тем временем пришла долгожданная весна. И открытие выставки состоялось в день весеннего солнцеворота. Тем более что тема моих композиций вполне тому соответствовала: сакральные постройки – Стоунхендж, египетские пирамиды, пирамиды майя, буддистские храмы – в лучах восходящего солнца.

Обычно подобные мероприятия всегда успокаивают нервы и доставляют мне удовольствие. Но на сей раз все было иначе. Мои мысли были заняты только одним – Николаем Платоновичем Винокуром. Я понимала, что уделяю гостям недостаточно времени, но мне хотелось остаться одной, а не беседовать с коллегами по цеху и представителями столичной тусовки, принимая их комплименты и восторженные заверения о том, что они никогда не видели ничего подобного.

В голову лезли различные видения – а что, если Винокур в этот момент убивает очередную жертву? Но я сама себя успокаивала: нет, не может быть, он ведь должен залечь на дно, убийства сейчас, когда считается, что маньяк погиб, вызовут вопросы и ненужные подозрения. Хотя… Хотя если ему удавалось беспрепятственно убивать людей в течение многих лет и никто ничего не замечал, то почему исчезновение еще одного беспризорника или бездомного должно привлечь внимание правоохранительных органов?

Взяв с подноса бокал шампанского, я в задумчивости прошла в один из залов, желая только одного: чтобы никто из знакомых не остановил меня и не бросился на шею, уверяя, что мой вернисаж – подлинное чудо.

И вдруг я увидела его. Да, да, профессора Винокура. Я даже издалека узнала его плотную коренастую фигуру, седой ежик и бородку. Я даже отступила назад и чуть не налетела на супругу одного из федеральных министров. Пришлось болтать с ней битых пять минут о всяческих благоглупостях.

Винокур стоял ко мне спиной, замерев около моей любимой композиции, довольно зловещей по настроению (может, потому и любимой?). Бо́льшая часть публики толпилась около других работ, более ярких, более экспрессивных. А вот Винокура, как и меня, привлекли именно темные краски и атмосфера тихого ужаса, разлитого в природе и запечатленного на моей фотографии.

Отделавшись наконец от говорливой госпожи министерши, я подошла к маньяку. Странно, в списке приглашенных его точно не было, а в день открытия на приеме присутствовали только приглашенные.

Я смотрела на его толстую шею. Вот бы сломать ему хребет… Жаль, что тогда самой придется отправиться за решетку или бежать, бросив все, что имела.

Винокур плавно обернулся – как будто ожидал увидеть меня у себя за спиной. Хитро улыбнулся, обнажив желтоватые зубы. Не зубы, а клыки. Клыки волка. Да, он явно ждал меня.

– Вам нравится эта композиция? – спросила я хрипло вместо приветствия.

– В ней чувствуется внутренняя сила, – вкрадчиво произнес профессор. – Но не сила жизни, а сила смерти.

Я вздрогнула, а Винокур усмехнулся. И продолжил:

– Мы ведь намедни говорили с вами о смерти… Так вот, в этой работе вам удалось то, чего никому еще не удавалось: сделать фотографию смерти.

На большой, два на два метра, фотографии виднелся старинный, полуразрушенный, оплетенный лианами пирамидальный храм в дебрях Центральной Америки. Лучи восходящего солнца освещали лестницу, что вела как бы в никуда, а подножие все еще тонуло во тьме.

– Почему именно смерти? – спросила я тихо.

– Потому что в этом храме приносились человеческие жертвы, – не замедлил пояснить Винокур. – Ведь так?