Михаил Зайцев - Наследник волхвов

«Не воруют у вас. Ишь ты, какие вы правильные», — Игнат улыбнулся старосте и скосил глаза вправо, туда, где за правым бортом «Нивы» топтались, не спеша уходить, голенастые отроки.

Староста проследил косой взгляд Игната, нахмурился, прикрикнул на парней:

— Пшли вон, голытьба! — Веки с выцветшими ресницами сморгнули, что выстрелили.

Подростков смело.

— Хорошо, пойдемте в дом, — согласился Федор, отворачиваясь от «Нивы». Что ж, его тачка, ему и решать, равносильна ли демонстрация доверия к контуженому старосте риску угона автомобиля.

Староста обогнал гостей, толкнул железную дверь.

— Заходите.

Зашли. Очаровательный дворик. Еще лучше, чем казался издалека. Сад оказался вишневым, и вишня вот-вот расцветет. Все мелкие постройки как будто сделаны специально для выставки достижений кулацкого хозяйства. Крыльцо вблизи кажется еще массивнее, кирпичная кладка крыльца и стен — кирпичик к кирпичику — ювелирная, глаз радуется.

На крыльце перед дверьми в дом, на полу — металлическая решетка, чтобы грязь с подошв соскабливать. За дверьми половичок, чтоб насухо вытирать обувь. Половичок лежит отнюдь не в сенях, входишь и озираешься — блин горелый, вот это да! Самый настоящий холл с паркетным покрытием и с винтовой лестницей на второй этаж.

Взошли по лестнице, покружились вокруг отполированного до блеска бревна, держась за гнутые спиралью перила, взобрались по крутому винту ступенек и оказались в просторнейшей комнате с напольными коврами, двумя диванами, двумя креслами, четырьмя светлыми окнами. С потолка свисает хрустальная люстра. В углу икона Николая Угодника в так называемом «набожнике» из накрахмаленной белой ткани. Набожник украшает затейливая вышивка — орнамент, схожий чем-то с рунической вязью.

Федор перекрестился на икону.

— Не надо, — заморгал староста, замотал головой. — Не надо креста, мы в Иисуса Бога, на кресте казненного, не веруем.

— А я верую. — Невозмутимый Федор осенил себя крестом еще дважды, поклонился иконе.

«Опрометчиво начинать знакомство с неизвестным, вступая в споры о вере», — вздохнул тихонько Игнат. Кто-кто, а профессиональный эзотерик Сергач знал, о чем вздыхал. Откашливаясь, поправил галстук Фокин. Легко догадаться: Виктор надумал спросить, кого имел в виду староста, говоря «мы», почему эти «мы» не верующие и, ежели «мы» атеисты, зачем висит икона на привычном для православного человека месте?

— У вас, я гляжу, люстра, да? — опередил Виктора с вопросом Игнат. — Но линии электропередачи вблизи деревни не видно. Кабель тянули, да?

— У нас в Еритнице свой дизель. Мы не зависим от остальной области. Садитесь на ди... ди... ди... на ди... ди... на диваны. Кисель с блинами будете?

«Так ведь и стола вроде нету для угощений», — не успел сказать Сергач, как заговорил Федор:

— Спасибо, утром кушали. — Федор сел, зыркнул на «коллег», мол, и вы садитесь. — Благодарим сердечно за гостеприимство, но хотелось бы все ж таки выяснить: телевизионный репортер Андрей некоторое время назад появлялся в вашей замечательной деревне?

— "Замечательной деревне"? — повторил староста, часто моргая. Расплылся, рот до ушей, расхохотался. — За-ха-ха-меча-ха-ха-тельная, вы сказали? Вам, небось, по пути такого про Еритницу нарас... рас... рас...

Гости сидели, хозяин стоял, опершись на спинку кресла, и боролся с недугом заикания. Выглядел он в интерьере помещения с мягкой мебелью престранно — вроде и деревенский мужик, а руки не те. И уже успел заинтриговать Сергача нехарактерными для деревенских речевыми оборотами. И в огромном доме кроме него ни души. А если, скажем, москвичи вовсе не москвичи, а, допустим, маскирующиеся в чужие личины грабители? Как он думает, интересно, отбиваться от троих нехилых гостей? Обернувшись волком?

— ...такого нарас... рас... рассказывали. Авторитет у Еритницы в области незавидный. Подозревать нас во всех злодействах — обычное дело. Не верится, что вы приехали в Еритницу без особых подозрений. — На слове «особых» он сделал ударение, наиболее выразительно сморгнув. — Дайте слово, что никому не ска... ска... не скажете, и я рас... рас... расскажу ва... ва... ва...

«Интригует, черт!» — мысленно усмехнулся Сергач, устраиваясь поудобнее на диване.

— ...ва... ва... вам все. Я сниму подозрения с себя и своих людей. Дайте только слово, что мой рассказ не пойдет гулять по свету.

— Даем слово, — произнес Федор серьезно, без излишнего пафоса.

— Все, чем вы посчитаете нужным поделиться, останется между нами, — кивнул Фокин.