Михаил Зайцев - Наследник волхвов

— Напрасно насмехаешься, сокол. Я многое вижу. Вижу тебя у алтаря с невестушкой — пригожей да брюхатой. Обрюхатил девку миленький ее. Орел мужчина, не чета тебе, балаболу. Замыслила голубица гнездо свить с балаболом соколом под крылом орла высокого полету. Хитра голубица, орел сизокрылый ей люб, а над соколом она насмехается, невестушка порченая. Быть бы соколу кукушкой, да черт помог. Али я чего не так разглядела, сокол ясный?

Как прозвучали первые слова об алтаре и брюхатой невесте, так Сергачу точно молнией в темечко шарахнуло. И будто бы электричество прошло сквозь позвоночник. Спина сама собою выпрямилась, судорогой передернулись плечи, сильнее обычного застучало сердце. Он слушал внятную бабкину речь про сокола, голубицу и орла сизокрылого, слушал, прикусив губу, и ушам своим не верил. Бред! Сон! Не может быть!

— Приуныл, Игнатушка? Сказать имя невестушки?

Игнат сглотнул. Кашлянул. Тряхнул головой. Лицо застыло, лишь щека дергалась. «Спокойно! — прикрикнул внутренний голос на трепещущее подсознание. — Главное, не дать эмоциям окончательно взбаламутить мозги. Должно быть какое-то логическое объяснение ее... Да! Да, черт возьми, ее ЯСНОВИДЕНИЮ! Должно быть! Не может не быть!..»

— Скажите... — Игнат не узнал собственного голоса. — Скажите, откуда вы... кто вам рассказал про... про беременную сучку и ее любовника?

— Гога с Магогой, — охотно ответила бабушка. — Гога мне в правое ухо шепчет, Магога в левое нашептывает. Твое-то ушко, сокол ясный, в драке подбитое, чай, болеть давненько перестало? Гога шепчет: зимою ты, Игнатушка, по уху-то тумака получил. Правду шепчет али врет?

— Черт!.. — Игнат машинально схватился за ухо. Дернул за мочку. — Нет, не проснулся. — Черт побери! Правда, минувшей зимой я схлопотал в ухо, правда... Черт возьми, откуда...

— Чу! — Бабушкин корявый палец указал на потолок, она закатила глаза, наклонила голову, вроде прислушиваясь к одной ей слышному шепотку. — Чую, Магога нашептал — зазря, соколик, рогатого призываешь. Страшись черта. Уволочет в геенну огненную за грехи тяжкие, за ворожбу на знаках язычников. Пошто сам на Андрюшеньку, без всякой вести пропадающего, не поворожил, ворожей ученый? Пошто пришел Гогу с Магогой тревожить?

— Да... — Игнат взъерошил волосы на затылке. — Да, я прорицаю по рунам, но...

— Молчок! — Кривой бабушкин палец начертил крест в воздухе. — Роток на замок, Фома неверующий! Знавалася я с Андрюшенькой, а молчат об ем Гога с Магогой. Так и передай Феденьке с Витенькой: от меня помощи пусть не ждут. Об рабе божием Андрее — ни шу-шу, а об тебе, великом грешнике, все шепчут да нашептывают. Чую: секреты невестушкины тебе, Игнат, черту брат, рогатый и помог узнать-то! Подмогнул чертушка Игнатушке подслушать не для его ушей беседу о дите во чреве. Было ль такое, аль вру? Слыхал нечаянно голубицын с любым ее секретный разговор али обманывают бабку старую Гога-то с Магогой?

— Бред, честное слово... — Игнат смял лицо ладонью. — Шизофрения, блин... — Игнат протер глаза кулаками. — Как вы это делаете, Глафира Ивановна?.. — Игнат ослабил узел галстука. — Ни одной живой душе я, блин, ни гугу, а вашим шу-шу-шу все, блин горелый, известно... — Игнат расстегнул ворот рубахи. — Извините, можно у вас водички попросить? Стаканчик? Что-то мне, простите, нехорошо...

— Короче, я чуть в обморок не упал, честное слово. — Игнат затянулся, стряхнул пепел в форточку, затянулся еще раз и щелчком отправил окурок на улицу. Посмотрел на ожидающего продолжения с пояснениями Виктора, который сидел, облокотившись на полосатый куль матраца, взглянул на Федора, который уселся на стуле, пристроив локти на столешнице, подперев кулаками щеки.

А на столе перед Федором, потеснив графин, лежали личные вещи и вещицы Андрея Крылова, а также казенная видеокамера рядом со стопкой чистых, фабрично запечатанных видеокассет. Личная собственность без вести пропавшего была рассортирована по принципу — тряпье отдельно, предметы отдельно. И тряпья, и предметов набралось немного. Особняком, поближе к Федору, легли тощий блокнот и массивная шариковая ручка.

— Чего ж такого бабушка Глаша тебе сказала, что ты... — начал Виктор в который раз, но Игнат снова его оборвал, остановил и жестом, и словом:

— Стоп. Витя! Нет! Повторяю: сказанное бабкой о моем сокровенном вам, други, сообщать не стану. Она говорила о жизненных ситуациях, известных мне одному и никому другому... — Игнат замолчал на секунду, почесал в затылке, усмехнулся отнюдь не весело. — Известных только мне и, каким-то непостижимым образом, ей, черт ее подери. Я, повторяю, едва в обморок не свалился. Баба Глаша кликнула Петра, он мне водички принес, и она выдала еще пару-тройку малоизвестных широкой публике фактов из моей бурной биографии. В общем, вышел я от нее на ватных ногах, с винегретом вместо мозгов, под соусом самых противоречивых эмоций. Деньги она с меня брать отказалась категорически. Ковыляю я, значит, в сопровождении Петра и думаю последними остатками серого вещества — надо бы, думаю, поговорить с племянником ведьмачки об Андрее. Только собрался, только-только вернулся ко мне дар осмысленной речи и, нате вам, — мы уже за воротами! «Волга» бибикает, молодой барчук мне из салона рукой машет, дескать — сюда, скорее, бражка стынет. Петя шмыг во двор молча, а я, делать нечего, залез в черную «Волгу», остаканился брагой. Вижу в зеркальце над ветровым стеклом — вроде чуточку порозовел. Закурил, совсем полегчало. Одна беда — после браги той поганой во рту сейчас будто кошки нагадили. Вить, кипяток не подоспел еще?