Михаил Зайцев - Наследник волхвов

— Выгнала меня бабка-то, хы... — сообщил барчук, глядя на Сергача.

«И неудивительно», — подумал Сергач. Он по личному опыту знал, сколь неблагодарное это занятие — прорицать молодым глупышам-пересмешникам. «Не сочла нужным Глафира Мальцева вникать в особенности твоей замученной щекоткой нервной системы, парень, и я ее понимаю. На фига тебя, барчука, успокаивать, фигли тебя настраивать на серьезный лад, ежели в горнице ждут приема вполне готовенькие взрослые клиенты. Лишний отказ — он тоже работает на имидж, и болгарка Вангелия Дмитрова некоторым отказывала без всякого стеснения, якобы не желая сообщать дурные пророчества. Интересно, он все-таки кто, этот курносый? Петр или Павел? Они что, в пересменку, что ли, работают?» Тут заскрежетала отворяющаяся дверь в дерматиновом мундире.

— Следующий.

— Иду. — Сергач встал с лавки, одернул пиджак, коснулся галстука, волос. Игнат старался казаться немножко, самую малость, напуганным, и ему это удавалось. Он шагнул в темноту, на плечо легла пятерня курносого:

— Подожди.

— Жду.

Исчезает светлый прямоугольник за спиной, темень — хоть глаз коли.

— Не бойтесь, не споткнетесь! — Пятерня на плече толкает вперед.

Судя по ощущениям — узкий коридорчик. Протяженностью в пять мелких шажков. Впереди появляется слабо светящаяся точка. Рука провожатого отпускает плечо. Шепоток сзади:

— Иди к свету. Медленно.

А быстро и не получится. Хоть и предупрежден, дескать: споткнуться не обо что, но все равно во мраке выказывать резвость страшновато.

Огненная точка — свеча. Горит на уровне пояса, наверное, стоит на столе. Как бы об угол столешницы не удариться, пардон, гениталиями! Лепесток света лишь усиливает интенсивность мрака вокруг, делает его чернее и гуще.

Огонек свечи завораживает, притягивает взгляд. Невозможно шарить глазами в темноте, когда можно зацепиться взглядом за блесну пламени.

— Смотри на огонь, — повелел вкрадчивый старческий голос из особенно насыщенного черным пространства, где-то за свечкой...

«Я и так на огонь смотрю», — хотел ответить Сергач, как вдруг закружилась голова, зарябило в глазах. Игнат остановился, расставил руки в стороны, пошатнулся...

Вспыхнул под потолком абажур с бахромой. Игнат моргнул, сощурился, вестибулярный аппарат заработал нормально, головокружение, хвала духам, прошло. Сквозь пух ресниц Игнат увидел стол и бабушку за столом. Круглый стол, без углов. Благообразная бабушка, курносая, как...

— Петя, подай гостю стул.

Курносая, как и ее племянник по имени Петр.

— Значит, вас зовут... — Игнат оглянулся, — Петей. В смысле — Петром.

Петр взялся за гнутую спинку стула у стены, придвинул его к столу, поставил точнехонько напротив бабушки с другой стороны накрытого черной шелковой скатертью круга столешницы и молча удалился, глядя в дощатый пол.

Хлопнула дверь в конце коридорчика длиною в пять маленьких или три нормальных шага, в комнатке-коробочке всколыхнулись плотные темные шторы, дернулся хилый огонек оплывшей на блюдечке свечки.

— Его Петей звать, меня зови бабушкой Глашей, а ты, соколик, Игнат, по фамилии Сергач, по батюшке Кириллович. Садись, московский гостюшка.

— Понятно. — Игнат сел и договорил про себя недосказанное вслух: «Все понятно! Донеслась весть до околицы о столичных гостях быстрее одного из них, пешехода. Донесли. Однако каков Петр, браво! Встретил „гостюшку“ и вида не подал, что ведомы ему паспортные данные клиента. Скорее всего, директор Дома колхозника имеет процент с доходов ясновидящей. Увидел, подглядел директор-осведомитель, как я сворачиваю в указанное им и памятником направление, и послал шустрого мальчонку огородами до бабы Глаши».

— Головушка боле не кружится, соколик? — Напомаженные губки бабушки Глаши спародировали классическую гримасу Джоконды. — Я ажио спужалася, не упал бы впотьмах соколик на свечку глядючи.

«Специально говор подделывает под нарочито простонародный бывшая товарищ завуч, — отметил Игнат. — Интересно каким образом бабульке удалось разглядеть мою эквилибристику в темноте? Ах, да! Я пошатнулся — и сразу свет вспыхнул. Вероятно, какую-то долю секунды я еще стоял скособоченный, бабка догадалась про приступ головокружения у клиента и... Ага! Сообразил! Она провоцирует меня на вопрос. Что ж, извольте, задам».

— Вы и в темноте видите, баба Глаша? Как сова, да? Игнат не сдержался, мимолетно улыбнулся уголком рта, но бабушка его полуулыбку-полуухмылку заметила и погрозила, будто ребенку, скрюченным, с желтым ороговевшим ногтем, пальцем.