Пол Клив - Чистильщик

— Хочешь сказать, что я никогда не выгляжу счастливой?

— Вовсе нет.

Она хмурится.

— Значит, что я никогда не выгляжу красивой.

— Я этого тоже не говорил.

— Тогда что ты говоришь, Джо? — раздражается она. — Что, я не заслуживаю счастья?

— Да ничего такого, — говорю я. — Просто говорю, что ты здорово выглядишь. Я уверен, что Уолт будет просто очарован.

Похоже, я попал в точку, потому что ее лицо расплывается в улыбке.

— Ты так думаешь?

— Иначе и быть не может.

— Значит, тебя это не беспокоит?

— Что именно?

— Твоего отца уже шесть лет как нет…

— Восемь.

— И я просто иду пообедать с Уолтом. Я не выхожу за него замуж. Я не прошу, чтобы ты называл его папой.

— Я знаю.

Она наклоняется и, вместо того, чтобы ударить меня, снова обнимает.

— Мы должны быть благодарны тебе, Джо, — шепчет она. — Если бы не ты, он бы никогда не позвонил.

Мама накрывает на стол. Вместо котлет она приготовила цыпленка, которого купила со скидкой на прошлой неделе. Цыпленок слишком большой для двоих, но остатки, половину как минимум, она уберет в холодильник. К счастью, она приготовила его практически идеально. Одна из немногих вещей, которые маме еще удается делать правильно. Цыпленок оказывается сочным и ароматным, и скоро с моих пальцев начинает капать куриный жир.

— Я позвоню тебе завтра вечером, Джо, и расскажу о нашем обеде.

— Угу.

— Может, в эти выходные мы выберемся втроем куда-нибудь поужинать. Хочешь?

— Конечно. Было бы очень мило, — говорю я, не успев придумать ничего похуже. Хватаю салфетку, которую дала мне мама. Она всегда говорила, что я ем неряшливо.

Она забирает пустые тарелки и начинает убираться. Я заворачиваю кусок курицы в салфетку и убираю в портфель, для кота. Мои руки покрыты жиром.

— Я только пойду руки помою, хорошо, мам?

— Хорошо, Джо.

Иду в ванную, доедая по пути кусок цыпленка. Когда прохожу мимо туалета, представляю ее сидящей там с ночной рубашкой, обмотанной вокруг пояса, с очками на носу, состыковывающей очередные две детальки паззла. Падаю на колени и, опустив голову, фокусируюсь на ковре. Тошнота постепенно проходит. Когда я включаю свет в ванной, пальцы соскальзывают с выключателя. Отдергиваю занавеску в душе. У мамы совмещенные душ и ванная, но она всегда пользуется только душем. Я пытаюсь открыть кран, но пальцы опять соскальзывают, поэтому я нагибаюсь и просто начинаю вытирать жир о дно ванны. Трачу на это около минуты, покрыв хорошую площадь. Жир довольно легко сходит с моих пальцев и с ладоней тоже. Он светлый, поэтому мама ничего не заметит. Она сможет это разглядеть, только если посмотрит на ванну под определенным углом и при определенном освещении. Я доедаю курицу. Она остыла. Берусь за кран, теперь он легко открывается. Мою руки и возвращаюсь на кухню.

— Уолт был так мил по телефону, Джо.

Уолт. Жаль, что я его тогда отпустил.

— Да, он и мне показался очень милым, мам.

Я сажусь за стол, а она заканчивает мыть посуду. Предлагаю помочь ей вытереть тарелки, но она отказывается. Продолжаю наблюдать за ней, размышляя, каково это — быть женщиной, родившей меня. Как она может думать, что я голубой? Что я ей сделал, что она так думает? Я ее сын, а она даже не окажет мне любезности в том, чтобы усомниться.

Я не голубой, мам. Я не голубой.

Она бубнит о Уолте еще час или около того, перед тем как наконец меня отпустить. Стоя на пороге, окруженный ночью, шумом прибоя и влажным и теплым воздухом, который чуть касается моей кожи, я поднимаю голову и смотрю на звезды, и все они наблюдают за моей матерью. Когда-нибудь ее дух поднимется туда, в рай, к Богу. Она сможет снова разговаривать с папой.

Я начинаю хихикать. И папе, и Богу предстоят тяжелые времена.

Я обнял ее перед тем, как уйти. Я буду по ней скучать.

Паркую ту же украденную машину за квартал до дома. Быстро приближается пятница, и…

Господи!

Я роняю портфель и бегу к аквариуму. Несколько ножей выпадают из чехлов, и звук получается как от цимбал. Погружаю обе руки в аквариум. Вода внутри мутная. По поверхности плавают несколько десятков чешуек. Засовываю руки поглубже, ощупью пытаюсь найти своих рыбок и, практически одновременно, нахожу их глазами. Одна из них валяется перед моей кроватью. Другая — около кухни. Обе покрыты кровавыми царапинами. Сообщение, оставленное Мелиссой, вполне очевидно.

Я подхожу к Шалуну, как вдруг из-под кровати выскакивает кот, цепляет когтями рыбку, отшвыривает ее на другой конец комнаты, бежит за ней, берет в зубы и снова бежит к кровати. У самой кровати рыбка выпадает у него из пасти, но кот продолжает бежать, либо понимая, что его застукали и он здорово влип, либо все еще думая, что рыбка у него в пасти. Как бы там ни было, он бежит, бежит так, будто и не ломал никогда лапу, и я понимаю, что все это сделала никакая не Мелисса.