Йозеф Гелинек - Скрипка дьявола

— Мы так и будем весь вечер говорить о моем одеколоне? — наконец возмутилась она, когда Пердомо снова стал расспрашивать ее о том, чем она душилась в день убийства.

— Прости, я веду себя как зануда, — извинился полицейский, чтобы не будить у собеседницы подозрений.

Наступила тягостная пауза, которую прервала Элена:

— Я вспомнила, в тот вечер, когда мы познакомились, я надушилась «Гартманом». Я одолжила его у Георгия, который открыл мне этот одеколон.

Услышав эту новость, Пердомо поперхнулся вином. Он вытер скатерть салфеткой и, выпив немного воды, чтобы прочистить горло, спросил:

— Ты имеешь в виду русского, который играет на тубе? С которым я познакомился в вечер убийства Ане?

— Ну конечно, о каком еще Георгии может идти речь?

— А кто еще у вас в оркестре пользуется «Гартманом»? — осведомился полицейский как бы между прочим, стараясь не выдать своей озабоченности.

Но обладавшая тонкой интуицией Элена сразу поняла, куда клонит хозяин дома:

— Все эти вопросы имеют отношение к преступлению, верно? Вам удалось установить, каким одеколоном пользовался человек, который это сделал?

Пердомо, голова которого теперь работала со скоростью тысяча оборотов в минуту, не хотел делиться информацией с Эленой — особенно теперь за ужином, — так как хорошо запомнил, что в любом симфоническом оркестре тромбоны и тубы сидят рядом. К тому же в их первую встречу Элена сказала ему, что она и Георгий играют вместе не только в оркестре, но и в джаз-банде, название которого не сохранилось в его памяти. Наконец — и это самое главное — нельзя забывать о том, какой несдержанной может быть эта женщина — с другой стороны, это к ней и привлекает — в ситуации, требующей сохранения тайны. Любым неосторожным замечанием Элена может вызвать подозрения у Георгия, и тот сбежит еще до того, как его успеют допросить. Вместе с тем Пердомо вовсе не хотел валять дурака перед умной девушкой, притворяясь, будто он задает вопросы из чистого любопытства, и решил сыграть в открытую:

— Я не могу раскрывать информацию, Элена, но все, что ты сумеешь сообщить по этому вопросу, поможет следствию.

Тромбонистка, довольная тем, что, разгадав намерения Пердомо, овладела ситуацией, улыбнулась и начала рассказывать с большей непринужденностью:

— Насколько мне известно, из всех музыкантов оркестра только мы с Георгием пользуемся «Гартманом». Иногда мы у него репетируем, и вот однажды я увидела флакон на полочке у него в ванной. Я немного надушилась для пробы и пришла в восторг. Вот так я открыла этот одеколон.

Тем временем Грегорио, которого этот разговор, по-видимому, совершенно не интересовал, уплетал битки со стремительностью, которой не могли похвастать его сотрапезники. В другое время подобный приступ прожорливости был бы незамедлительно пресечен его отцом, но все пять чувств инспектора были обращены на того, кто, по счастливой случайности, превратился в подозреваемого номер один, и вопиющая распущенность сына осталась без внимания.

— А что за человек этот Георгий? — спросил Пердомо. Увидев, с какой непосредственностью девушка отвечала на вопросы, он снял с нее все подозрения.

— Он просто одержим… — начала объяснять Элена, но, заметив улыбку Грегорио, уточнила: — Я имею в виду — не сексом, а работой. Он, как говорится, трудоголик. И это при том, что музыканты, особенно джазисты, как правило, ведут богемный образ жизни. Георгий совсем не такой. Мы знакомы почти два года, но я ни разу не видела его без дела. Я думаю, это у него в генах. Он пошел в своих предков. Георгий — Wolgadeutsche, поволжский немец.

— Немец? Я думал, Роскофф русская фамилия.

— Нет, он немец, его семья происходит из старинного герцогства Гессен на востоке Рейнской области. Ты знаешь историю поволжских немцев? Что ж, я тоже не знала, — пояснила она, когда он отрицательно покачал головой, — пока мне ее не рассказал сам Георгий. Екатерина Великая, которая была немкой, пригласила своих соотечественников поселиться в России, на берегах Волги. Она посулила им златые горы: свободу вероисповедания, освобождение от воинской повинности, самоуправление, право говорить на своем языке и иметь свои школы. Короче, все, чтобы они юридически и этнически могли чувствовать себя немцами, пусть и живущими в России.

Грегорио, который справился с ужином гораздо быстрее своих сотрапезников, спросил отца, можно ли ему сходить за мороженым, но тот велел подождать, пока они не кончат. Элена вступилась за Грегорио, и отцу пришлось сдаться — скорее для того, чтобы доставить ей удовольствие.