Уоррен Мерфи: Заманчивая мишень

— Я не хочу умирать!

— Тяжелый случай.

— В сценарии этого нет.

— К черту сценарий! Это жизнь. И тебе самое время прийти к неожиданной развязке.

— Послушайте, — стал упрашивать Брикер, молитвенно сложив руки, — я могу ввести вас в свой сценарий. Вы прославитесь.

— Я уже в фильме.

— Мы можем быть в нем вместе. Обещаю, что не вырежу вас. Даю слово, как дитя шестидесятых годов!

— Римо, мне надоела болтовня этого человека, — фыркнул Чиун.

— Секунду, — ответил тот. — Брикер, кто еще знает о КЮРЕ?

— Только она. Придется вам убить и ее.

— Неправда! — завопила Пепси. — Я знаю только про эр-икс, да и то толком ничего не знаю.

— С вами разберемся потом, — бросил Римо и обратился к Брикеру: — У меня есть идея — ты сознаешься в своих преступлениях перед всем миром.

— Ни за что! Это испортит фильм и повредит реформе здравоохранения.

— Папочка, посмотри, нет ли в той машине видеокамеры.

Через минуту мастер Синанджу вернулся с видеокамерой.

Римо поднял ее к плечу и стал снимать Харди Брикера.

— Начинай свое признание. Только ни слова о КЮРЕ, Смите и нас.

— Не буду.

Мастер Синанджу шагнул вперед, и вся решимость Брикера вмиг испарилась. Признания хлынули рекой. Он излагал все с исчерпывающими подробностями, добавляя эпизоды, о которых не упоминал раньше.

В одном месте Уильямс его перебил.

— Кто был двойником Освальда?

— Бывший актер, — промямлил Брикер. — В семидесятые годы он сделал карьеру, играя в целом ряде телефильмов роль Ли Харви. Постарев, лишился этой роли, правда, стал воображать себя Освальдом. Взял себе имя Алек Джеймс Хайделл. В фильме «ЦРУ» он был великолепен. Ему единственному не пришлось делать трепанационное отверстие, чтобы напустить на Президента. Он прочел сценарий и просто дождаться не мог, когда же наконец выстрелит в главу исполнительной власти.

— Готов был убить Президента, лишь бы только попасть в твой фильм? — изумился Римо.

— В документальную драму. И он знал, что стреляет в агента секретной службы. Ликвидируй мы Президента сразу, фильма бы не получилось. Он единственный, кто, кроме меня, знал, что происходит на самом деле. В этом-то и прелесть. Наш заговор включал в себя буквально тысячи людей — подобно тому как я теоретизировал в «ЦРУ» — и не распался.

— Теперь уже распался. Хайделл знал, что его убьет двойник Руби?

— Это явилось последующей доработкой. С этим вариантом я его не знакомил.

— Продолжай, — кивнул Римо.

...Харди Брикер закончил свой рассказ и с плачем встал на колени перед вечным огнем на могиле Президента, память которого потревожил и оскорбил.

— Теперь тебе пора сводить счеты с жизнью, — подтолкнул его Римо.

— Патронов в пистолете нет, — всхлипнул Брикер. — Заставить меня застрелиться из незаряженного пистолета вам не удастся.

— Мысль здравая. К тому же это выглядело бы обычным самоубийством. Обычного нам не нужно. Требуется нечто такое, о чем любители заговоров размышляли бы в течение ближайших двухсот лет. Может, тогда они перестанут вмешиваться в ход истории.

Рука с широким запястьем сжала вялые пальцы Брикера в кулак. Уильямс поднес его к пульсирующей вене на правом виске режиссера. Отогнул указательный палец и упер его кончиком в голову.

— Может, хотя бы заснимете? — спросил Брикер.

— Зачем?

— Это развязка фильма.

— Только для тебя, приятель.

И пока все, в том числе и обладатель пальца, недоуменно смотрели на него, Римо резко дернул кулак Харди Брикера.

Указательный палец вошел в мозг до третьего сустава.

Правый глаз Брикера выкатился из орбиты. Все его тело содрогнулось. Но вытащить палец из мозга режиссер не пытался. Не мог. Жизнь покинула его бренное тело.

Они оставили Харди Брикера стоящим на коленях у вечного огня, где потом его и обнаружат — первого мужчину за всю историю человечества, который покончил с собой, вонзив собственный указательный палец себе в череп, — тайну для грядущих веков, объяснения которой никогда не найдется.

Когда они шли по Арлингтонскому Национальному кладбищу, Чиун спросил:

— Римо, все, что говорил этот кретин, — правда?

— Да, — угрюмо ответил ученик. — Я узнал, что Брикер в городе, а мне надоели его бесконечные фильмы, где он валил все беды, происходящие в мире, на американские правительственные заговоры. И решил, что, если отправлю этого человека на подножный корм, его пропагандистской кампании придет конец. Смитти я не сказал ничего.