Оке Эдвардсон - Зов издалека

— А что он говорит?

— Говорит, перегружен. Говорит, стресс на стрессе.

— В своих новых хоромах?

— Они сейчас производят пробные выстрелы в водяном баке.

— И что? Та же самая винтовка?

— Он пока не знает.

После перестрелки на Ворведерсторгет они нашли несколько пустых гильз. Изъяли подозрительную винтовку. Бейер достал патроны той же фирмы, и теперь надо было сравнить, совпадают ли следы на гильзах. После убийства премьер-министра все улики такого рода — пули, гильзы и тому подобное — обязали посылать в Линчёпинг, в Центральную лабораторию криминалистики. Если следы вели к бандам байкеров, следовало подключать лаборатории криминалистики в Осло, Хельсинки и Копенгагене. Бейер жалуется на стресс — вполне объяснимо.

— О чем ты думаешь? — спросил Рингмар.

— В эту минуту? О подводной стрельбе и о байкере, прорывающем оцепление.

— А я думаю о девочке… и о ее маме.

— Конечно… Жду докладов из детских учреждений… и больниц.

— Похоже, у нее не было ни родственников, ни друзей.

— Были… и мы их найдем. Скоро мы их найдем.

Он потянулся за курткой, висевшей на спинке стула.

— Куда это ты собрался?

— Пожалуй, пора уже встретиться с прессой. Согласен?

— Только не снимай маску.

— Какую маску?

— Так говорят… Не придирайся к словам.

— Каким словам?

— Пойди и постригись перед пресс-конференцией. Биргерссон ворчал что-то насчет парика в стиле «Битлз».

— Пусть в зеркало поглядит… Он-то точно задержался в том времени.

Винтер надел куртку и пошел к лифту.

Ханс Бюлов ждал его в баре. Медленно подкрадывались сумерки. На столе горели свечи. Люди за окном спешили по своим делам — кто домой, кто из дома.

— Могу пригласить на кружку пива? — спросил Бюлов.

— Лучше «Перье».

— Ты все больше и больше становишься этаким праведным типом.

— А что, они пьют «Перье»?

— Воду. Ничего алкогольного.

— Праведные?

— Да.

— Звучит неплохо. — Винтер прикурил «Корпс».

— Они, кстати, и не курят.

Винтер задумчиво посмотрел на дымящуюся сигариллу.

— Тогда, пожалуй, выпью пива. Бочковой «Хоф», если у них есть.

Бюлов пошел к бару и через минуту вернулся с двумя высокими большими стаканами. Кивнул знакомому и сел.

— Это же, по-моему, твой сотрудник.

— Где?

— Позади меня. Направо.

Винтер взглянул за плечо репортера и увидел бритый череп Хальдерса. Тот не оглядывался. Винтер так и не определил, один он или с кем-то.

— А ты знаком с Хальдерсом?

— Ты что, смеешься? Я же уголовный хроникер. А уголовные хроникеры должны знать силы добра в лицо.

— Ты относишь Хальдерса к силам добра?

— Он пользуется самой лучшей репутацией.

— У кого?

— У прессы, само собой. Он никогда не выкручивается. Если нечего сказать, он молчит.

Винтер сделал большой глоток пива.

— Что у вас происходит? — спросил Бюлов.

— Пытаемся опознать убитую женщину. И ребенка, который у нее, по всем признакам, был… есть. Это меня пугает.

— А если я скажу, что вы ее уже нашли?

— Ты можешь говорить что угодно. Только я не понял… Мы нашли ее давным-давно.

— Брось, Эрик… Я имею в виду, что вы ее опознали. Вы знаете ее имя, но не хотите его обнародовать.

— Та-ак… Слушаю.

— Почему? — серьезно спросил Бюлов.

Винтер помолчал. Неторопливо отхлебнул пива, чтобы выиграть время. В баре звучала музыка, хорошо, что не на полную мощность. Судя по всему, рок.

— Почему, Эрик?

— Я согласился на встречу, поскольку хочу кое-что выяснить. Но, прости, на некоторые вопросы просто не имею права отвечать.

— По следственно-техническим причинам?

— Да.

— Со ссылкой на секретность материалов следствия?

Винтер кивнул. Хальдерс так и не поворачивался. Может, это двойник?

— Уголовный кодекс, параграфы пять один и девять семнадцать.

— Ты что, еще и юрист?

— Хватит и того, что я пишу уголовную хронику.

— Вот как…

— Тогда давай поставим вопрос так: что ты имеешь право мне сказать?

Уже совсем стемнело. Винтер вернулся в свой кабинет. Бюлов согласился подождать, не писать. Похоже, всерьез. «Not publish and be damned», — сказал он. Винтер понял, что он имеет в виду. «За тобой ответная услуга», — сказал Бюлов на прощание. «Я ее только что оказал», — ответил Винтер.

Он открыл окно и услышал сухой шорох листьев. Скоро листва опадет, и откроется вид на невыразительные дома на другой стороне. Их построили в последние годы, пока он сидел и читал про разные злодеяния. Винтеру дома не нравились. В них не было гибкости. Не было творческого начала — они состарились в тот момент, когда их сдали в эксплуатацию.