— У них нет такого специалиста. А мои глаза ничуть не хуже. И твои тоже.
— А водитель?
— Йенсен как раз сейчас этим занимается. Он сказал, чтобы мы больших надежд не возлагали. А я и не возлагал.
— Это хотя бы мужчина?
Бейер развел руками.
— Иногда не определишь даже на суперрезком снимке.
— Это почему?
— Бывают женщины такие же красивые, как и мужчины. — Он посмотрел на шевелюру Винтера.
— Намек понял.
— То есть никаких различий.
— Понял, понял. — Винтер постучал пальцем по столу. — И еще вопрос — регистрационные номера.
— С этим лучше. Две первые буквы видны, а третья… в общем, либо HEL, либо HEI.
— Это точно?
Бейер привычно развел руками.
— Мы продолжим… но ты уже можешь заняться первой версией. Если у тебя есть, кому поручить.
Он разлил кофе. Винтер отпил глоток, не почувствовав никакого вкуса.
— Мы знаем, что эта машина находилась там, когда было оставлено тело.
— Знаем, — подтвердил Бейер.
— Это уже что-то.
— Будем исходить из этого.
— Всего-то нужно проверить все «форды-эскорты» в городе. Или в стране.
— «CLX».
— Этого ты не знаешь.
— Точно не знаю. Но начну именно с них. Помнишь, я тебе рассказывал — весной в Лондоне… там тоже искали машину. У них был только цвет и под большим сомнением марка. У нас получше.
— Может быть, может быть…
— Конечно, получше, Йоран… Вот я с тобой здесь сижу и так и чувствую, как во мне разгорается оптимизм.
— Придется его охладить.
— Это как?
— Насчет этого знака на коре — пока ничего нового.
— Один паренек говорит, что это может быть китайский иероглиф.
— Это облегчает дело.
— Вот именно…
— Осталось допросить миллиард китайцев.
— И всех не китайцев, знающих китайский.
— С этого и начнем, — заключил Бейер.
Они некоторое время сидели молча, прихлебывая кофе и прислушиваясь к мерному рокоту кондиционера. У Бейера в кабинете царила прохлада, Винтер даже немного замерз. На Бейере были твидовый, в елочку, пиджак, белая сорочка и галстук цвета бычьей крови. «Наверное, во всем управлении только двое сегодня в галстуках — Бейер и я», — подумал Винтер и немного распустил узел. Он вновь надел свой панцирь, но Бейер не стал это комментировать.
— Я уверен: этот знак как-то связан с убийством, — сказал Винтер после паузы.
— Почему?
— Просто чувство… но сильное.
— Позитивное мышление.
— Что?
— Это называется позитивным мышлением. Человек доверяет своим ощущениям.
— Вряд ли это может быть случайностью… Кто-то кладет тело в канаву, а другой независимо от него, причем почти в то же время, разрисовывает сосну.
— Может, кто-то объявится… особенно когда мы попросим общественность о помощи.
— Я бы с этим подождал.
— Не слишком долго, комиссар.
— Это может быть опасно. Ты и сам знаешь. Возможно, вскоре нам удастся использовать этот факт на допросах. Как туз в рукаве.
— Вот как?
— И это может быть решающим.
— А если она принимала участие в какой-то… церемонии?
— Нет.
— Ты уверен?
— Я понимаю, о чем ты… В этом заливчике когда-то тусовались сатанисты и прочая нечисть… Может, они и продолжают там тусоваться, но она в этом не участвовала.
— Не обязательно добровольно…
— Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю, — досадливо пожал плечами Винтер. — Не стыкуется. Кто-то бы обязательно что-то видел или слышал.
— Ты имеешь в виду хальдерсовского собаковода? Или как? — смачно проговорил Бейер. Фредрик красочно передал Винтеру свой диалог с собачником, и тот успел пересказать историю Бейеру.
Винтер улыбнулся, отпил из кружки. Но тут же поставил ее на место — кофе уже остыл.
— Или наших пирующих коллег?
— Там были многие из лучших полицейских.
— Лучших… в любом состоянии?
— Полицейский, как ты знаешь, всегда готов.
— К чему?
— К худшему… — сказал Винтер, и оба посерьезнели. — Место часто выбирают не случайно. Убийца выбирает место… именно выбирает, особенно когда мы имеем дело с… подобным случаем.
— Согласен. Вернее, думаю, что согласен.
— Надо себя спросить, почему она лежала именно там. У озера Дель. Именно в этом месте побережья…
— Близко к дороге, — предположил Бейер.
— Может быть… И почему именно там? Не на пять метров левее или правее…
— Думаешь, и это важно?
— Возможно… хотя бы как повод для размышлений.
— Не много ли этих поводов?
— Размышление — единственный противовес следственной летаргии.
Читать дальше