Оке Эдвардсон: Зов издалека

— Как там у вас?

— Лучше, Эрик. Намного лучше. Очень рада, что ты позвонил. Мы, как ты понимаешь, уже дома.

— Воспаление? Миокардит?

— По-моему, перенапряжение. Папа ведь уже немолод.

— Слава Богу, что стало лучше.

— У тебя усталый голос, Эрик.

— Это потому, что я устал. Ничего страшного.

— Я прочитала, у вас есть подозреваемый. Вчера, по-моему. В газете от… э… не помню. В последние дни было не до того.

— Ничего удивительного.

— Но вы его задержали?

— Вынуждены были отпустить. Но подозрения не сняты.

— Тогда зачем отпустили?

— Так бывает. Закон.

— Когда разберешься с этим делом, приезжай и отдохни немного. Папа будет очень рад.

Винтер пробормотал что-то в ответ, попрощался и подошел к окну. За окном стоял типичный ноябрь — ни с чем не спутаешь. Посмотришь и сразу скажешь — ноябрь. Размытые огни автомобильных фар, тугой, пропитанный влагой туман. Скоро Рождество. Ангела сказала, что возьмет дежурство. А может, у меня уже нет Ангелы? Наверное, надо к этому готовиться…

Он поднялся к Бейеру. Бенгт Сундлёв в неудобной позе склонился над микроскопом. Эти ребята настолько погружаются в свой мир, что ничего вокруг не замечают… Рядом с Сундлёвом лежал лист бумаги, на котором он непрерывно что-то рисовал.

Наконец ему понадобилось посмотреть в другой микроскоп, он оторвался от окуляров и только тогда заметил Винтера.

— Хочешь узнать, как идут дела?

— И как идут дела?

— Совпадения есть, но пока о двенадцати точках и речи быть не может. И о десяти тоже.

— А сколько?

— Я предпочел бы не отвечать на этот вопрос. Но знаешь… задачка что надо.

— В каком смысле?

— В том смысле, что это вообще оказалось возможно. Честно говоря, я в вашу затею не верил. Признаюсь.

— А ты думаешь, я верил? — признанием на признание ответил Винтер.

— Но погоди немного с оптимизмом.

— Это ребенок?

— Похоже, да. Два этих отпечатка… они, конечно, более чем так себе… Я сравниваю их с отпечатками Хелены. И с ее же отпечатками в детстве.

Винтер повернулся, чтобы уйти.

— Заставляет задуматься о смысле жизни, — вдогонку сказал Сундлёв.

Винтер вскочил с постели, ничего не соображая. Звонил телефон. Лампу в изголовье он не выключил, а в руке по-прежнему сжимал протокол. Три часа ночи. Телефон продолжал звонить.

— Да… алло… Винтер слушает. Кто это?

— Это Йоран. Пора вставать.

— Что случилось?

— Во-первых, мы получили ответ из ЦКЛ. Мугрен мне кое-чем обязан, так что он и вправду поторопился. Звонил мне час назад. Это ее, Хелены.

— Что?

— Окурок. Он побывал у нее во рту.

— Мы знали… мы это знали, ведь так?

— Мы ничего не знали, не знаем и не можем знать, пока нет доказательств. А теперь доказательства есть. А во-вторых… Сундлёв рвет у меня трубку. Хочет сам рассказать.

— Двенадцать точек! — Рассказ Сундлёва оказался очень коротким. Всего два слова.

У Винтера загорелось лицо.

— Нам повезло в том смысле, что, хотя отпечатки и маленькие, каким-то чудом зафиксировалось ядро отпечатка. Иначе ничего бы нам не сделать.

— Ты уверен?

— Сто процентов, Винтер, у нас есть точное доказательство, что она, о, черт, я их путаю, Хелена то есть, в общем, мы можем со стопроцентной уверенностью сказать, что она в детстве побывала в этой халупе. — Сундлёв произнес все это на одном дыхании, остановился и с шумом вдохнул. — Старик стер все с новых обоев, а до того, что под ними, руки не дошли.

— Нет, — сказал Винтер. — Не дошли. До всего у него руки не дошли.

— Даю трубку Йорану.

— Вся команда на месте, — сообщил Бейер. — Двинешь сразу?

— Будь уверен…

Только сейчас Винтер понял, что замерз под сквозняком из приоткрытой балконной двери.

— Я тоже поеду, — сказал Бейер.

За рулем был Хальдерс. Винтер позвонил ему тут же. Хальдерс, в свою очередь, связался с Анетой Джанали, и теперь она сидела рядом с ним на переднем сиденье. Винтер и Рингмар уместились на заднем, а Бейер следовал за ними в патрульной машине.

Лес был темным и бесцветным, пышные осенние краски поглотила тьма. Полпятого утра. Ни одного огонька. Если по пути и были дома, свет в них не горел. Ни одного самолета в небе. Их окружала черная, беззвездная Вселенная.

— Никогда не видела такой черноты, — сказал Анета Джанали и тут же прикусила язык, опасаясь, что Фредрик ляпнет какую-нибудь очередную глупость вроде «а в зеркало не глядела?» или «на себя посмотри». Но Хальдерс промолчал.

Над крыльцом горела неяркая лампочка. «Форд» Бремера стоял во дворе и матово отсвечивал в слабом свете. Машина припаркована очень небрежно — видно, что водитель куда-то торопился.