Молодой полицейский проводил Винтера в отведенный ему кабинет, и почти тут же появилась Микаэла Польсен.
— За мной слежка, — первым делом сообщил Винтер.
— Ничего удивительного, — сказала Микаэла Польсен. Винтер отметил, что она даже не спросила, уверен ли он, что его пасут. — Твой приезд ни для кого не секрет.
— Это что, всегда так?
— Вообще говоря, нет… но в твоем случае… Все-таки полицейский комиссар из Швеции.
— То есть кто-то знает, что я приехал?
— Так или иначе — незнакомая физиономия. Но я почти уверена, что они в курсе, кто ты такой.
— Кто — они?
— Сразу не скажу. Должна поглядеть своими глазами.
— Тогда приглашаю вечером погулять по городу и поужинать, — улыбнулся Винтер. — Будет возможность покоситься через плечо.
— Договорились. Только после восьми.
— Значит, ты полагаешь, что кто-то из байкерских организаций получил из Швеции сообщение?
— Или забил тревогу.
— Да… тревогу. Это уже свидетельствует о многом.
— Ты должен понимать, что эти банды… эти организации, о которых мы говорим, отличаются повышенной нервозностью. Некоторые романтики предпочитают слово «субкультура». В частности, наши датские криминалисты.
— И еще одно… этот Андерсен. Или Мёллер, тот, которого скорее всего убили свои.
— Ким Мёллер.
— Будем называть его Ким Андерсен. Я читал о нем вчера и никак не мог понять — он словно бы… байкер поневоле. Впрочем, там не так много о нем.
— Он и нам до этого не был известен.
— Первое знакомство?
— Первое и последнее.
— Ты говоришь об ограблениях банков?
— Да… вообще о серьезных преступлениях.
— Его родители не особенно разговорчивы, судя по всему…
— Запуганы до полусмерти. Даже не до полусмерти, а в буквальном смысле до смерти — отец умер через два месяца. Сказали, сердце… но вполне могло быть и не сердце.
— А мать жива?
— Жива… — Микаэла Польсен внимательно посмотрела на Винтера. — Ты хочешь ее допросить еще раз?
— Неплохо бы… хотя я и не имею права. Но разве это не разумно? Если есть какая-то связь…
— …со шведским убийством? С убийством Хелены Андерсен? Да… конечно. Честно говоря, я и сама вчера об этом подумала. И проснулась с той же мыслью.
— А где она?
— Скорее всего дома. Она не такая уж старая, около семидесяти. Сыну и тридцати не было, когда его убили.
— И ты готова организовать такой разговор?
— Попробовать можно… Но если она откажется, придется обращаться к судье.
— Попытайся… Мы бы подъехали к ней домой.
Микаэла Польсен вышла и вернулась через несколько минут.
— Никто не берет трубку. И автоответчика нет.
— Но адрес-то есть?
— Адрес есть… но не думаю, что это поможет. Если мы появимся просто так, без предупреждения… Если она тогда была перепугана, то сейчас и подавно. Будет все отрицать, как и раньше. Мы не раз пытались наладить с ней контакт — пустое.
— Хочешь сказать, что эти… за ней приглядывают?
— Не исключено. Думаю, да. Приглядывают.
Винтер остался один. Достал из портфеля копию таинственной записки, которую впервые увидел на столе у Бейера, и сравнил ее с полученной у датчан. Все то же самое, только почерк другой. Стрелки и линии повторяют друг друга. Больше всего похоже на карту… Слева наверху кружочек… возможно, помечен какой-то дом. Буквы и цифры… условленное время — да, скорее всего… а дальше? Количество? Чего? Людей? Денег? И того и другого? Сокращенное до инициалов название места? Его охватило непонятное возбуждение, чувство, что он понемногу приближается к разгадке. Что-то движется вперед, становится яснее, и есть надежда, что прояснится окончательно. Он пытался совершить путешествие в прошлое, чтобы вернуться в настоящее с новыми знаниями. На столе перед ним в памяти компьютера хранились фрагменты искомого ответа. «Вернусь домой, — подумал Винтер, — и тут же засяду за работу. Все документы, вещественные доказательства, все имеющее хоть какое-то отношение к делу надо просмотреть медленно и внимательно, с восемнадцатого августа и до сегодняшнего дня.» Он долго разглядывал бликующий ламинированный портрет Кима Андерсена. Нет, не с восемнадцатого августа, а со второго октября тысяча девятьсот семьдесят второго года — и до сегодняшнего дня. Живое молодое лицо… Винтеру показалось, будто на портрете Андерсен чем-то озабочен, что-то его угнетает, но это наверняка потому, что он, Винтер, уже знает ответ. Снимок сделан за год до его гибели. Он был членом организации — в большей или меньшей степени. «Харлей-дэвидсон», семьсот пятьдесят кубиков. Темные глаза, на подбородок слева падает тень, отчего лицо кажется неопределенным. Он продолжал рассматривать снимок, но так и не нашел четкого и недвусмысленного сходства с Хеленой Андерсен, хотя на фотографии он был примерно в том же возрасте, что и она.
Читать дальше