Дженнифер Ли Кэррелл - Шифр Шекспира

— А может, — я проглотила ком в горле, — может, его сделали Бассианом.

— Кем?

— Возлюбленным Лавинии. Ему перерезали горло и бросили в яму, до того как… как над ней надругаться.

Бен стиснул мое плечо.

— Он что, тебя?..

— Нет!

Хотя то место, где побывала чужая рука, до сих пор саднило.

— Куда мы идем?

— Есть у меня один план, Кэт, и если ты точно не хочешь сдаться полиции, я намерен следовать ему.

Я кивнула, и мы, прошагав еще один квартал, свернули направо. Оставив позади последние десять футов, Бен задержался перед воротами углового дома — темно-синего, в стиле королевы Анны, с башенками и фронтонами, колоннами и качелями под навесом крыльца, увитого розами. Он провел меня за руку по садовой дорожке к парадной двери. Та стояла распахнутой. Мы вошли внутрь, и Бен ее запер — звонко щелкнул замок.

В доме было темно: горела одна только китайская лампа-ваза в прихожей, но Бен, не зажигая света, потащил меня по восточным коврам, по крутой лестнице и через гостиную вывел на кухню.

— Как я понимаю, ты знаком с хозяевами?

— Они в отъезде.

Бен положил Мои книги на стол и включил свет.

— Сядь, — сказал он, и я села. — Мне нужно отойти.

Впервые с тех пор, как Бен выволок меня из кустов, наш контакт прервался, и из образовавшейся пустоты навалился такой ужас, что нельзя было вздохнуть. Я попыталась отгородиться от него: стала наблюдать за Беном.

Он, пошарив по ящикам, вытащил чистое полотенце и начал вымачивать его под краном.

Мне удалось понемногу сладить с паникой.

— А люди всегда вот так бросают свое жилье, когда оно тебе нужно?

Бен повернулся с улыбкой на губах.

— Смотря какие у нас отношения. Обычно нет. За последний час, к примеру, мне пришлось нажать на все мыслимые рычаги, чтобы это устроить.

Согнувшись над кухонным столом, я разжала кулак. Листок выскользнул из ладони, а завернутая в него вещица выпала и со стуком улеглась на столе — черная брошь с изящным цветочным мотивом. Оригинал той, которую я приколола к блузке. Интересно, там ли она еще? Я ощупала ворот.

Брошь была на месте.

Мое внимание переметнулось к бумаге, запятнанной уже побуревшей кровью. Это было письмо, датированное 1932 годом, хотя изящный почерк принадлежал более старой эпохе. Как и подпись — Офелии Гренуилл.

Одна фраза, подчеркнутая двойной линией, выделялась из общего текста.

«Мисс Бэкон была права, — писала Офелия. — Права и еще раз права».

Пол ушел у меня из-под ног. Правота Дел и и Бэкон означала, что Уильям Шекспир не писал своих пьес.

— Боже правый, — произнес кто-то. Только через миг до меня дошло, что голос — мой.

3 мая 1606 года

У западной стены собора Святого Павла, под крошащимися статуями пророков, стояла женщина, рассматривая двух человек на деревянных скамьях по обе стороны эшафота. У них за спиной щерился в утреннее небо шпиль с пробитым во время грозы полувековой давности верхом.

Спрятав платье и черный глянец волос под простым серо-коричневым плащом с капюшоном, она, незамеченная, шла за этой парой от самого дома Шекспира до вершины холма с собором. На улицах царило такое столпотворение, что угнаться за ними, даже конными, не составило труда.

Пожелай она, ей бы тоже досталось место на этих наспех сколоченных мостках, устроенных, чтобы приподнять важных и состоятельных зрителей над чернью; но она предпочла стоять вместе с мастеровыми и подмастерьями, попрошайками и бродячими псами, горничными и нищими, которые, набившись в пространство перед эшафотом, пихали друг друга локтями, выбирая местечко «с обзором». Давка в церковном дворе дошла до того, что разглядеть эшафот стало почти невозможно, но женщина не жаловалась. Она пришла смотреть не на казнь, а на зрителей. В особенности на этих двоих.

Сзади обозначилось какое-то движение, раздалась сухая барабанная дробь. Вопли и улюлюканье переросли в гвалт. Где-то слева толпа разомкнулась, и на площадь вступили три лошади — нога к ноге, волоча телегу с решеткой.

К решетке был привязан пленник — отец Генри Гарнет, глава ордена иезуитов на английской земле. Священник — королевские министры объявили подстрекателем «Порохового заговора», целью которого было уничтожение нового короля, монаршей семьи и здания парламента, включая ни в чем не повинных зрителей. Если бы заговор удался, большая часть Вестминстерского аббатства погибла бы при взрыве. Достаточно, чтобы поставить Англию на колени.