Тут-то я сделал стойку. И рванулся. И заорал, привлекая внимание таблоидов к своей скромной персоне:
– Мы, соотечественники, говорим наше решительное «нет!» зарвавшейся хунте! Наш вклад в борьбу за демократию… Мы! Э-э… Наш вклад! Вот наш вклад! – при этом я воздел кулачище на манер «но пасаран». Черт! В кулаке-то именно чемодан с баксами. А за словарный запас прошу прощения, нет у меня практики трибуна, только и засело в подсознании совковое «решительное нет!» с детских лет первомая. Там, правда, клеймили американскую военщину и мировой империализм… А мне было необходимо заорать нечто по-русски. Пардон, уж как получилось.
А получилось. Таблоиды в каждом русском ныне видели героя. Особенно в тех, кто решился отправиться в самое пекло. А я решился. На рефлекторном уровне. Та самая работа двух полушарий, когда действие опережает осмысление, но не противоречит здравости рассудка.
Коудли хапал ртом воздух, будто Лийка в приступе астмы: акк! аккк! Может, их, фебрил, и тренируют специально – ну да не персонально же против Боярова. Пресс у аккуратиста Тэрри литой, но перед «тигриной лапой» пасанул. Проткнул я защиту, даром что прикован. Стой на ногах, неразлучный ты мой! Люди смотрят! Вот именно. Смотрят.
Фебрилы – не ангелы. Закон есть закон. Да, они провозглашают сию бессмысленность, но зачастую действуют в противоположность ему, закону. А взять хотя бы укол значком – Свободой?! А взять хотя бы психотропы?! А взять хотя бы допрос в подземелье?! (Кстати, как я теперь понял, сидели мы в неких специально оборудованных подсобках сабвея. Будучи в полубреду, все-таки отметил: везли меня недолго и без высовывания на поверхность, и вдруг – снова-опять аэропорт. А значит, где-то на сабвейной Говард-Бич мы сидели, откуда и проехались коридорами-коридорами, подпольем- подземельем – снова-опять в аэропорт). А взять хотя бы спецагента-Марси, два года действующей, как выясняется, не по зову сердца, а из чувства долга?! A-а, ладно! Короче, не ангелы. Но все же на сумасшествие типа лихаревской стрельбы во Франкфурте вряд ли решатся. При большом скоплении таблоидов? При большом скоплении героев-соотечесгвенников Боярова? При мгновенно случившейся неподсудности любого русского? Я русский! Слышите?! Я россиянин! Я решил сейчас, немедленно лететь в столицу нашей Родины. Вот где я отдохну, так отдохну! По-нашенски, по-американски! Разметаю всю переворотливую шушеру по закоулочкам! Возражения есть? У фебрил?
Возражения у них, разумеется, есть. Но высказывать их – не время и не место.
Таблоиды ринулись ко мне с микрофонами. Я снова орал что-то непотребно-баррикадное. Да! Еще орал, что если путчисты (откуда слово-то вылезло?!) отказываются принимать нас за рубли, то я готов хоть сейчас оплатить всем пассажирам перелет в долларах. И потрясал чемоданом.
Но, разоряясь в микрофоны, я тем не менее внимательно следил поверх таблоидных голов. Мало ли какой пакости мне от фебрил еще ждать! Особенно после моей пакости, которой они явно не ждали. Я видел: Лэн Шейвере поодаль восхищенно-возмущенно щелкал сардельно-сосисочными пальцами в смысле «Сукин сын, а?!». Я видел: крепкие парни с чуингамными подбородками пытались вклиниться в русскоязычную толпу, но инородно отторгались. То есть их неуместность отнюдь не помешала бы им взять Боярова, однако шум возник бы весьма скандальный. Огласку я им могу обещать, не моргнув глазом! Не моргнув!
Я моргнул. Проморгался. Еще раз моргнул. Я видел: Марси.
Марси!!!
Ее оттесняли, она втискивалась. И смотрела-смотрела глаза в глаза. Спецагент-ребенок-дама. В джинсиках, в маечке. И лицо-мордашка – взрослеющего щенка, которого хозяин бросил и сам улетел к бабеной матери. Э, нет! Взрослеющий щенок вступил в сговор со сворой волков, мол, мы с вами одной крови, а хозяин тогда-то и там-то будет один и без оружия. Впрочем, выглядела она действительно отнюдь не лучшим образом. Скорее, худшим. Рожица с некоторой прозеленью, сутулость, рыжие лохмы в беспорядке, и никак не назовешь его, беспорядок, художественным. «Мышка-мышка, почему ты такая маленькая? – Болела я!!!».
То ли вчерашняя борьба с фроляйн-мисс Галински далась непросто. То ли бессонная ночь с яйцеголовыми фебрилами, посвященная выработке оперативных мероприятий в отношении мистера Бояроффа. То ли треволнения-опасения за жизнь и судьбу старинного приятеля Тэрри, спаянного с азиатом- скифом Алексом. То ли… А-а-а, насрать и розами засыпать. Не исключено, что коллеги-сослуживцы мисс Арчдейл подпустили ее напоследок: повлияй на подопечного! И в ладошке у дамы-ребенка еще какая-нибудь хреновина под стать «глухонемому» значку.
Читать дальше