Андрей Курков - Приятель покойника (сборник)

«Может, он сейчас на запись работает?» – мелькнула догадка.

Турусов собрался с мыслями.

– Если вы когда-нибудь услышите меня, Александр Петрович, – он склонился над магнитофоном и произносил слова медленно и четко, – то знайте, что я тоже был сопровождающим груза ТПСБ. Фамилию свою называть не буду. Не потому, что еще не знаю, когда и кто станет получателем груза. Я не стремлюсь в историю, я даже еще не уверился окончательно в том, что настоящая, объективная история существует, а если она все-таки существует, то чего она принесет больше: вреда или пользы – я не знаю. Без сомнения, есть исторические моменты, способные поколебать веру человека в свое правильное и праведное прошлое, а там, где вера в лучшее прошлое ставится под сомнение, переоценке подлежит все, включая отношение к настоящему и будущему. Ведь практически мы строим этажи здания, яму под фундамент которого рыли наши деды, а сам фундамент укладывали отцы. Я не верю, что деды и отцы гнали брак, но нельзя не учитывать и того, что строительные материалы истории у наших поколений были различны, и если не признавать этого, то в один день по, казалось бы, самой безобидной причине, здание даст трещину. И только тогда забегают комиссии, и чиновники будут валить всю вину на тех, кто рыл яму и укладывал фундамент. И выяснится в конце концов, что фундамент строился совсем под другое здание, и что если теперь не снять лишние этажи и тщательно не продумать реконструкцию, то и стены рухнут. Я еще буду на маршруте, буду до тех пор, пока не потеряю веру в полезность своего дела. Но если же утрачу веру… ищите меня в Кенгараксе…

Турусов выпрямил спину и, в глубокой задумчивости глядя на темные кубы ящиков в противоположном углу вагона, тяжело вздохнул.

– Господи, не приведи меня в Кенгаракс! – надрывно прозвучал голос сопровождающего, и огненные язычки примуса, продолжавшего гореть и рассеивать тьму, задрожали и заметались, как от внезапно налетевшего ветра.

Магнитофон больше не шипел. Когда он замолчал – было неизвестно.

Турусов достал топор, аккуратно вскрыл ящик «ТПСБ-1755», не глядя утрамбовал его содержимое, потом опустил внутрь магнитофон Смурова, а сверху две папки – свое личное достояние. И еще полчаса забивал обухом топора в крышку ящика длинные покладистые гвозди.

Когда не осталось ни одного гвоздя, он забросил топор под откидной столик, а заколоченный ящик волоком оттащил в грузовую часть вагона. Дело было сделано, но состав стоял, тишина и неподвижность раздражали Турусова, и он то садился на нижнюю полку, то вскакивал и беспокойно расхаживал по деревянному полу.

Он снова и снова задумывался о том, что он остался один, и грядущее длительное одиночество на всем пути следования казалось ему слишком суровым приговором судьбы, а точнее, не судьбы, а случая. А что случай? Случай мимолетен и изменчив, он может сам себя отменить. Если бы люди научились с легкостью отличать судьбу от случая, сколько бы трагедий, сколько бы самоубийств можно было предотвратить!

Турусов откатил дверь и выглянул. Продолжалась ночь. Земля, погруженная в густой туман, была не видна. До рассвета оставалось еще пару часов.

Турусов спрыгнул вниз, на ощупь задвинул дверь и торопливо зашагал в сторону города.

Вот уже и знакомая улочка, и едва заметные светлячки фонарей. Теперь за угол, и там будет больница.

Сонная женщина в белом халате неохотно открыла дверь и пошла звать дежурного врача. Турусов никак не мог остановиться и теперь ходил из угла в угол по небольшой комнатке приемного отделения.

Вскоре зашел уже знакомый врач и, увидев Турусова, нахмурился, наморщил лоб и скорбно свел брови.

– Ну что? Вы сделали что-нибудь? – Турусов быстро подошел к нему.

– Было уже поздно, – опустил глаза врач. – Это, конечно, феноменальный случай: у него было живое сердце в совершенно мертвом организме. Сердце мы спасли…

– Что? – У Турусова затряслись руки, и он спрятал их за спиной, сцепив в замок.

– Мы пересадили его сердце… – настороженно заглядывая в лицо Турусова, продолжил врач. – Мы пересадили сердце вашего умершего товарища очень хорошему, нужному нашему обществу человеку. Можно сказать, что это последний подвиг вашего товарища…

– Какому человеку! – зарычал Турусов. – Что вы говорите!

– Это тоже феноменальный случай! – затараторил врач, отведя взгляд от искаженного мукой лица Турусова. – Привезли девяностолетнего старика, упавшего с поезда. Переломы шести ребер, сотрясение мозга, травма черепа. И вот теперь, когда в его груди с новой силой забилось сердце вашего товарища, он открыл глаза! Удивительно живучее поколение!