Андрей Курков - Приятель покойника (сборник)

Дима полез во внутренний карман своей джинсовой куртки. Его рука долго возилась там, так долго, что я устал от собственной нервозности и решил – будь что будет! Припрет он меня к стенке вопросом – отнекиваться не буду.

Наконец он вытащил из кармана руку, и я увидел на его ладони пачку долларов. Он положил доллары на стол и снова напряженно уставился мне в глаза.

– Мы с Костей работали на доверии. У меня он вперед денег не брал. Если хочешь – я могу поговорить с другим человеком…

– не надо! – оборвал я Диму. – Уже не надо!

Он с пониманием кивнул. Потом вздохнул. Выпил.

– Ты с ним дружил? – осторожно спросил я.

– Какая сейчас дружба? Дружбы больше нет. Есть деловые отношения. Косте можно было верить. Нормальный был парень. Но что поделаешь, это жизнь… Кто-нибудь придет и на его место.

«Кто-нибудь придет и на его место?!» – повторил я мысленно Димины слова. Повторил и подумал: а что именно он имел в виду? Смысл этой фразы раздваивался и даже растраивался, и все это явно без участия лимонной водки. Просто богатство языка, «великого и могучего».

И тут я себе показался до противного трезвым. И снова налил – и себе, и Диме. Хотя он уже был достаточно осоловевшим.

Доллары все еще лежали на столе, но лежали они скорее у него под рукой, чем у меня. Мне было бы спокойнее, если б их тут не было. Они приковывали к себе мое внимание, мне все труднее было оторвать от них взгляд. Дима заметил это, и в его прищуренных, уставших то ли от света, то ли от водки глазах я заметил искорки смеха. Он вытащил из-под прилавка стограммовый стаканчик, перелил туда водку из стопки, потом добавил доверху из бутылки. Посмотрел на меня с горькой усмешкой и, кивнув, мол, «поехали!», выпил. Потом взял толстыми короткими пальцами зеленую двадцатку, скатал ее в шарик и занюхал им.

Я никак на это не отреагировал. Может, он и не ждал никакой реакции. Он был просто пьян. А я ему завидовал, он был так далеко от реальности, что мне его было не догнать. Тем более, что ночевать я хотел дома.

Позднее зимнее утро. У меня не болела голова. Я вообще чувствовал себя удивительно свежим. Но при этом вчерашний разговор с Димой вспоминался с большим трудом, лишь отрывочно. И не только разговор – в кармане куртки я нашел пачку долларов и отдельно – смятую зеленую двадцатку. Это были те самые «настольные» баксы, но как они попали в мой карман, я не помнил. Скорее всего Дима сам их сунул мне, но как я мог этого не заметить? Ведь он был намного пьянее меня!

В узорчатой морозной рамке кухонного окна шел пушистый снег.

Я завтракал. Тикали настенные часы. Хрустел на зубах бутерброд с вареной колбасой. Закипал чайник.

На душе было спокойно. Дима ничего не знал, да и откуда он мог бы что-то узнать? Теперь можно было бы поговорить с ним без боязни и нервозности, расспросить подробнее про Костю и его жену. Хотя Костя меня уже не интересовал. Но его жена, уставшее лицо которой часто смотрело на меня с маленькой фотографии, постоянно присутствовала в мыслях. Иногда мне казалось, что я ее уже знаю, что мы уже встречались. И именно в такие моменты, когда фантазии вытесняли на какое-то время ощущение реальности, я чувствовал себя удивительно самоуверенно и счастливо. Откуда приходили эти фантазии?

Холод уменьшает предметы, сжимает объемы – это я помнил еще из школьной физики. Теперь мне казалось, что это правило распространяется и на то, что не имеет физического объема. Зима укорачивает, сжимает день. Эта же зима сжимает, уменьшает мой мир, заставляя меня большую часть дня проводить дома, в тепле. Но теперь я живу один, и вот тут мне становится очевидно, что ощущение одиночества зимой усиливается. Одиночество не подчиняется правилам физики.

Одиночество становится воздухом, которым я дышу.

Это оно распоряжается моими снами, иногда подсовывая один и тот же сон несколько раз подряд, превращая ночной отдых в нравоучительные уроки. В этих снах, как в многосерийных фильмах, есть свои герои и свои сюжеты, и есть одна героиня, красивая, воздушная, зеленоглазая и белокурая. И в снах я наблюдаю ее с большим интересом, но как только сон оканчивается – для меня наступает радостное освобождение, освобождение сознания от сна. Не потому, что я предпочитаю снам реальность. Нет. Я предпочитаю снам собственные фантазии с реальными, а не мультипликационными действующими лицами.

Если жизнь – это действительно борьба с одиночеством, то такие фантазии – одно из самых дешевых и надежных лекарств.