Жан-Кристоф Гранже - Пассажир

— Где сегодня ночуем? — задал он жизненно важный вопрос.

— Тут надо подумать… В ночлежку нельзя. Там легавые кишмя кишат. Да еще эта банда из Бугенвиля…

Его тронула забота Шампуня — если только он не вынашивал план во сне перерезать ему горло.

— Найдем местечко на природе. Я такие знаю. Правда, сейчас февраль… Социальщики по всему городу так и шныряют. Ну и полиция тоже. Не хотят, чтобы народ на улице ночевал. Если кто-то из наших даст дуба, им живо накостыляют.

Перспектива ночевки под открытым небом пугала Януша. Он боялся нападения местных бандосов.

— А в каком районе эти гады из Бугенвиля на меня напали, ты не помнишь?

— Вроде как в Ла-Жольет. Возле доков.

— А я что там забыл?

— Мне-то почем знать? Ты тогда все больше в «Эммаусе» тусовался.

«Эммаус». Януш сообразил, что до сих пор не расспросил тех, кто должен был знать его лучше всего. Но сейчас уже слишком поздно. Его фотографии наверняка разослали по всем благотворительным общежитиям. Тут его осенила новая идея. Он порылся в карманах и нашел визитку, полученную от мужчины в поезде, проходившем через Биарриц.

Даниель Ле-Гуэн

компаньон «Эммауса»

06 1735 44 20

— Тут где-нибудь есть телефон-автомат?

Днем площадь напоминала африканский базар. Но в этот час здесь царила тишина. Уличные торговцы исчезли вместе со своими палатками. На витринах магазинчиков красовались железные шторы. Землю усеивали птичьи перья, апельсиновая кожура, смятые бумажки в пятнах жира. В воздухе ощутимо веяло помойкой. Почти невидимые в темноте, мимо тихо скользили призрачные фигуры — женщины в чадрах, мужчины в куртках с надвинутыми на лоб капюшонами…

— Шевелись давай! — прикрикнул на Януша Шампунь. — Мистраль поднимается.

Телефонная будка примостилась возле Триумфальной арки в центре площади, скрытая парковыми соснами: идеальный вариант. Шампунь вручил Янушу телефонную карту в обмен на купюру в десять евро.

— Пойду пополнить запасы, — объяснил лысый бомж, направляясь к еще открытой арабской лавчонке.

Януш закрылся в будке и набрал номер Ле-Гуэна. Лишь оказавшись в укрытии, он понял, под каким ветром стоял на улице. Сосны по соседству жалобно стонали. Стекла в кабине дребезжали. В щели врывалась леденящая сырость.

— Алло!

— Даниель Ле-Гуэн? Это Виктор Януш. Вы меня помните?

— Конечно. Мы же виделись два дня назад в поезде из Биаррица.

— Я хотел перед вами извиниться. За свое тогдашнее поведение. Я… У меня проблемы с памятью.

— Есть вещи, о которых лучше забыть.

Януш решил сменить тон. В чем, в чем, а в сострадании он не нуждался.

— Напротив, я хочу все вспомнить. Мы с вами познакомились в общежитии «Эммауса» в Марселе, верно?

— В общежитии «Красная вершина».

— Когда именно я там появился?

— Ты приехал в конце октября.

— Я уже знал Марсель?

— Нет. Ты вообще выглядел… несколько не в себе.

Януш повысил голос:

— Откуда я приехал?

— Этого ты нам не сказал.

— Как я себя вел?

Теперь ему приходилось кричать, заглушая рев ветра.

— Ты пробыл у нас два месяца. Работал на сортировке вещей и в магазине. Спал в общежитии. Производил впечатление серьезного и немногословного человека. Вне всякого сомнения, образованного, хотя не чурался никакой работы. Поначалу ты вообще ничего о себе не помнил. Но постепенно память к тебе вернулась. Вернее сказать, ты мысленно воссоздал собственную личность. Вспомнил свое имя. Виктор Януш. Но о своем прошлом не распространялся. Почему и каким образом приехал в Марсель, тоже не объяснял.

— Со мной были какие-нибудь проблемы?

— И да и нет. В середине декабря ты начал подолгу пропадать. На целые дни. А иногда и ночевать не приходил.

— Я пил?

— Ну, трезвым ты редко возвращался.

Януш подумал об убийстве Цветана Сокова. Оно произошло в середине декабря.

— Вы знаете, где именно я пропадал?

— Нет.

— А что я сказал, когда собрался уйти из общежития?

— Ничего. Случилась эта драка в конце декабря. Мы искали тебя в полиции, в жандармерии. А через два дня ты вообще как в воду канул.

— Я что-нибудь рассказывал об этой драке?

— Нет. Ни полицейским, ни нам. Молчал как могила.

Ле-Гуэн выразился яснее ясного. У Януша резко заболела голова. Вспыхнула привычная боль за левой глазницей. Ветер снаружи бесновался, словно хотел снести телефонную будку.

— Чем конкретно я занимался в «Эммаусе»?

— Да я уж точно не помню. Ближе к концу оформлял нашу витрину. Работал в ателье по починке одежды. Но наотрез отказался иметь дело с дисками и книгами. Никакого искусства — это ты сам заявил.