Виктор О`Рейли - Забавы Палача

Вошел Медведь. Он сунул руки в карманы и поглядел на Фицдуэйна сверху вниз. Из-под куртки у него торчал краешек пижамы. Щетина на щеках придавала ему еще более угрюмый вид, чем обычно.

– Доктор говорит, будете жить, – сказал Медведь. – Порез на руке глубокий, но не опасный. На груди будет хороший синяк, ну и магнитофон, наверно, придется купить новый.

– У меня голова кружится, – сказал Фицдуэйн. – Врач скормил мне какую-то таблетку, и она уже действует.

– Этого малого нашли, – сказал Медведь. – То есть мы Думаем, что его. До реки он не долетел. На краю спортивной площадки под мостом лежит труп молодого человека, признали по вашему описанию.

– Так он мертв?

– Мертвее не бывает. Боюсь, что это здорово усложнит ситуацию.

– Это была самозащита, – возразил Фицдуэйн. – Молодой человек был убежден, что на мосту должен остаться только один из нас, и я еле увернулся.

Медведь вздохнул.

– Какая разница, – сказал он. – Убили вы его? Убили. Свидетелей нет. Будет дознание. Заявления, заключения, допросы и так далее. Вся эта бодяга.

Голос Фицдуэйна сделался совсем сонным.

– Лучше попасть под следствие, чем сыграть в ящик.

– Ну-ну, – проворчал Медведь. – Между прочим, в доме дежурит полицейский. По сути говоря, вы уже под арестом.

Фицдуэйн не ответил. Глаза его были закрыты, он дышал ровно и глубоко. Одеяло прикрывало его только до пояса, поверх него лежала забинтованная рука. На теле, чуть ниже грудной клетки, уже вспухал чудовищный синяк. Детектив подошел поближе и укрыл спящего по шею. Затем потушил свет и тихо затворил за собой дверь в спальню.

Полицейский готовил на кухне кофе. Он налил Медведю чашечку, щедрой рукой плеснув туда бренди из запасов фон Граффенлауба. Медведь подумал, что, если ему не удастся хоть немного поспать, он скоро свалится с ног.

Его коллега сел и откинулся назад, так что стул под ним опирался только на задние ножки. Это был ветеран, прослуживший в органах больше двадцати лет; до того, как Медведь сменил свою форму на штатскую одежду, они вместе патрулировали улицы Берна.

– Из-за чего все это, Хейни?

Медведь зевнул. За окном уже начинало светлеть. В квартире было тепло, но по телу его пробежала дрожь от усталости.

– По-моему, этот ирландец потянул за хвост тигра. Полицейский поднял бровь.

– Не слишком понятно.

– Я и сам мало что понимаю.

– Почему это сыщики – такой скрытный народ? Медведь улыбнулся. Возразить ему было нечего.

– Тем живем, – сказал он. – Не будь тайн – и сыщики были бы не нужны.

Снова зазвонил телефон. На стене в кухне висел параллельный аппарат. Полицейский снял трубку, затем передал ее Медведю.

– Тебя. Дежурный из участка.

Медведь поднес трубку к уху. Немного послушал, задал несколько вопросов, и по лицу его пробежала улыбка. Весь разговор занял не больше минуты.

– Везет же парню, – сказал Медведь, повесив трубку.

– То есть?

– Оказывается, свидетель-то был, – пояснил Медведь. – Один из постояльцев “Бельвю” – заезжий дипломат – видел из окна своего номера все, что произошло на мосту. Он говорит, что видел, как на Фицдуэйна напали, и хотел рассказать об этом, но никто из ночных работников отеля не мог его понять, так что в конце концов ему пришлось вызвать из посольства переводчика и с его помощью сделать заявление. Он подтверждает рассказ ирландца.

– Я думал, дипломаты у нас обходятся без переводчиков. Что он, совсем темный? Медведь рассмеялся.

– По-моему, задержка связана главным образом с тем, что ему надо было сначала выставить из своего номера женщину. Так сказали работники отеля.

– Чью-то жену? – поинтересовался полицейский.

– Нет, – ответил Медведь. – Кажется, это была одна из местных проституток.

– И почему надо было так срочно от нее избавляться?

– Потому что наш гость приехал из Ватикана, – сказал Медведь. – Он польский священник.

Это сообщение вызвало у полицейского ухмылку. Он откинулся на стуле еще сильнее назад.

– Иногда я действительно получаю от своей работы удовольствие.

– Упадешь, – предупредил Медведь. Но опоздал.

Килмара еще раз перечитал пришедший из Берна телекс. Затем выглянул в окно: серое небо, дождь как из ведра, холод, грязь.

– Ненавижу март в Ирландии, – сказал он, – а теперь начинаю ненавидеть и апрель. Где они, солнечные деньки, голубые небеса и нарциссы моего детства? Чем я досадил апрелю, что он так себя ведет?

– Тут все дело в возрасте, – сказал Гюнтер. – Чем старше становишься, тем хуже кажется климат. Старые кости молят о солнце и тепле.