Коди Макфейден - Лик смерти

Энни, ее мама, была самой лучшей и единственной моей подругой. Убийца пришел к ней, чтобы сделать больно мне.

Иногда я понимала, что Энни убили из-за меня, но не сознавала до конца. Я обманывала себя, убеждала: этого не может быть. Правда казалась мне чем-то непостижимым, мрачным и сокрушительным. И если бы я тогда осмелилась посмотреть ей в глаза, она разбила бы мое сердце.

Однажды, в шесть лет, я за что-то рассердилась на маму. Сейчас даже не вспомню за что. У меня был котенок, которого я называла Мистер Миттенс, и он пришел ко мне, словно почувствовал, что я расстроена. Приблизился, переполненный сочувствием и любовью, на которую бывают способны животные, — а я оттолкнула его ногой.

Ему не было больно, совсем. Но с этих пор он перестал быть добродушным котенком. Теперь он всегда вздрагивал, когда кто-нибудь собирался его приласкать. И по сей день, как только я вспоминаю о Мистере Миттенсе, меня охватывает чувство вины. Не просто угрызения совести, а страх, благоговейный ужас, разрушающий душу. Я совершила злодеяние, причинив непоправимый вред невинному существу. Никогда и никому я не рассказывала о том, что сделала со своим котенком, это моя тайна, которая уйдет со мной в могилу, мой грех; и скорее я сгорю в аду, чем сознаюсь.

Когда я думала об Энни, у меня возникало ощущение, будто я убила Мистера Миттенса. Долгое время мне было удобно не осознавать всей правды.

После Энни у меня осталась Бонни. Она дана мне во искупление. Хотя все это не совсем так, ведь Бонни — замечательная, она просто чудо, солнышко! Немота, ее крики по ночам и тому подобное… Искупление предполагает страдания, но Бонни принесла мне и радость.

Я смотрела на нее, и эти мысли одна за другой мелькали у меня в голове.

— Давай еще немного побездельничаем, а затем прогуляемся по магазинам?

Бонни на минуту задумалась. Она никогда не отвечает сразу. Ей нужно все хорошенько взвесить, прежде чем дать окончательный ответ. Я не знаю, врожденная ли это особенность или результат выпавшего на ее долю.

Бонни кивнула и улыбнулась — значит, согласна.

— Хочешь кушать?

Ответ на этот вопрос не заставил себя ждать, тема еды была исключением. Бонни с радостью закивала, и я приготовила яичницу с беконом и поджарила тосты.

Пока мы ели, я решила обсудить с ней предстоящую неделю:

— Помнишь, я тебе говорила, что возьму отпуск?

Она кивнула.

— Для этого у меня есть масса причин, но об одной из них я особенно хочу с тобой поговорить… потому что… да нет, все будет хорошо, только… может оказаться трудновато… Трудновато для меня, я имею в виду.

Бонни наклонилась и стала смотреть на меня спокойным, но все-таки напряженным взглядом. Я отпила кофе.

— Я решила, что пришло время избавиться от некоторых вещей, от одежды Мэта, от его туалетных принадлежностей, от некоторых игрушек Алексы. Нет, нет, я говорю не о фотографиях или видеозаписях. Я ни в коем случае не хочу вычеркивать Мэта и Алексу из памяти. Просто… — я тщательно подыскивала слова, — просто… они здесь больше не живут.

Короткий исчерпывающий ответ, в котором прозвучало все: понимание и страх, любовь и надежда, — выстраданные слова, пронесенные через пустыню отчаяния.

Я возглавляю отдел по борьбе с тяжкими преступлениями против личности. Я дока в своем деле, уж поверьте. В моей команде три человека, которых я отбирала сама, все они опытные профессионалы, настоящие слуги закона. Подобные слова, пожалуй, производят впечатление нескромных, но они чистая правда. Вряд ли кто-нибудь захочет оказаться на месте маньяка, за которым охотится моя команда.

Год назад мы разыскивали человека по имени Джозеф Сэндс, приятного парня, по словам соседей, и любящего отца двоих детей. У него был только один недостаток — насквозь прогнившая душа. Казалось, его это нисколько не огорчало, чего нельзя сказать о девушках, которых он замучил и убил.

Мы напали на его след, мы почти вычислили его… и тогда он перевернул мою жизнь. Однажды ночью он ворвался ко мне в дом и с помощью охотничьего ножа и веревки уничтожил мой мир. Он убил моего мужа Мэта прямо на моих глазах. Изнасиловал и изуродовал меня. А затем схватил мою дочь и, воспользовавшись ею как щитом, подставил под пулю, предназначенную для него. Но я не осталась в долгу. Я всадила в Сэндса всю обойму.

В течение шести месяцев после этих событий я пыталась понять, что же делать: существовать дальше или пустить себе пулю в лоб. А потом убили Энни, и осталась Бонни… Сама жизнь помогла мне сделать выбор, и я вновь оказалась в ее крепких объятиях.