Коди Макфейден - Лик смерти

Он ответил не сразу — некоторое время смотрел в лобовое стекло, тщательно подбирая слова, точно зерна для посева.

— Ты смотришь шоу про нашумевшие преступления?

— Конечно.

— И я смотрю. Знаешь, что меня особенно поражает? То, что большинство полицейских, у которых берут интервью, относительно молоды, но уже в отставке. В смысле редко увидишь пожилого человека, который все еще работает следователем.

— Я не задумывалась об этом, — ответила я.

Не задумывалась, но стоило только подумать, и я поняла, что он прав.

Алан повернулся ко мне:

— И знаешь почему? Потому что расследование убийств — очень опасное занятие, Смоуки. Я говорю не о физической опасности, а о духовной, или психической, если ты не веришь в существование души. Называй как хочешь. Если слишком долго смотреть на мир глазами следователя, есть риск до конца жизни замечать только грязь, в этом вся беда. — Алан легонько ударил кулаком по ладони. — До конца жизни. Мне с таким дерьмом столкнуться довелось, мало не покажется… — Он покачал головой. — Однажды я видел наполовину съеденного младенца. Мать слетела с катушек после приема ЛСД и вдобавок сильно проголодалась. После этого дела я стал алкоголиком.

— Я и не знала, — сказала я, вздрогнув.

Алан пожал плечами:

— Это было до моего прихода в ФБР. А знаешь, что заставило меня бросить пить? — Он отвернулся. — Элайна. Однажды я напился до бесчувствия и пришел домой в три часа ночи. Элайна сказала, что я должен остановиться. А я… — Алан со вздохом скривился, — я схватил ее за руки, рявкнул, чтобы она не лезла не в свое дело, и завалился спать. Утром я проснулся от запаха бекона. Элайна, как всегда, готовила завтрак, заботясь обо мне, словно ничего не произошло. Но ведь произошло! Она надела свою любимую блузку без рукавов, и я увидел синяки у нее на руках — мной оставленные синяки.

Он некоторое время молчал, собираясь с мыслями. А я ждала, словно загипнотизированная.

— Я сразу вспомнил мамашу, съевшую своего ребенка. Когда она наконец поняла, что наделала, она… закричала. Я сейчас говорю о звуке, который человеческое существо не в состоянии воспроизвести, Смоуки. Она завизжала, как обезьяна, брошенная в огонь. И начав, уже не могла остановиться. Вот как я чувствовал себя, когда увидел синяки на руках любимой женщины. Мне хотелось так кричать… понимаешь?

— Да.

Алан повернулся ко мне:

— Я бросил пить. Благодаря Элайне. И потом, даже в самые трудные времена, я больше никогда не терял человеческий облик. Благодаря Элайне, всегда благодаря Элайне. Она… самое дорогое, что у меня есть. — Алан смущенно закашлялся. — Когда она заболела год назад и когда тот псих охотился за ней, я испугался, Смоуки. Мне стало страшно при мысли, что я ее потеряю. Если бы это случилось, меня бы уже ничто не остановило. Только благодаря Элайне я сохраняю душевное равновесие, понимаешь? Я знаю, как далеко могу зайти… Когда-нибудь я все-таки решусь оставить работу, и надеюсь, что сделаю правильный выбор. — Он улыбнулся искренней, но далеко не счастливой улыбкой. — Ты спрашивала, не собираюсь ли я в отставку? Пока я здесь, но однажды меня не будет, и я не знаю, когда наступит этот день.

Мы миновали охрану. Напротив приемной перед нами возникла, сияя улыбкой и только что не искрясь от переполнявшей ее энергии и уверенности, сексапильная жизнерадостная блондинка лет тридцати. Она протянула мне для пожатия руку.

— Агент Барретт? Кирби Митчелл.

Я вздрогнула, и тут до меня вдруг дошло, что сейчас, вероятно, уже половина шестого. Совсем вылетело из головы!

«Ах да! Убийца! — хотела я сказать. — Рада вас видеть, но все еще под вопросом. Время покажет». Вместо этого я пожала Кирби руку и оценивающе взглянула на нее. Кирби полностью соответствовала своему голосу. Очаровательная, стройная, чуть выше пяти футов, с белокурыми, вероятно, крашеными, волосами, искрящимися голубыми глазами и неизменной улыбкой, открывающей великолепные зубы. Особы вроде Кирби в юности целыми днями торчат на пляже в компании серфингистов, пьют пиво у костра, спят с такими же белокурыми парнями, пропахшими морем, а может, и марихуаной. Особы вроде Кирби в пятницу, ровно к пяти, готовы нарядиться в платье для коктейля, непременно черное и очень короткое, и танцевать до утра. У меня были подруги такого сорта. Гремучая смесь, доложу я вам. Правда, Кирби — телохранитель и, если верить Томми, убийца. Это противоречие одновременно интриговало и беспокоило меня.