Не сильно увлекшись историей города, она отхлебнула из бутылки и, глядя на канонира, усмехнулась: «Будешь? Или ты свое уже отпил?» Канонир молчал. Она прошла по скрипящим половицам вглубь комнаты, где стояла огромная кровать, огороженная столбиками с канатами. «Девятнадцатый век» - прочитала она, перешагнула канат, сдернула пленку и упала, раскинув руки, на старомодную пуховую перину. Ей показалось, что пахнет как-то... по-деревенски... так, как не может пахнуть в бетонных городских коробках квартир.
Она раскидала по всей постели многочисленные подушки, которые были сложены горкой, так некоторые в сельской местности складывают их до сих пор, но ей это представилось совсем как в барском доме пару столетий назад, хотя она ровным счетом ничего не знала об убранстве барских покоев. «Из грязи в князи» - почему-то взбрело ей в голову и, почувствовав невероятную усталость и слабость во всем теле, завернулась в белоснежное покрывало и тотчас уснула.
В ста метрах от дома молодой, короткостриженный парень, уставший и промокший насквозь от целого дня, проведенного под дождем, сидел в машине, одиноко стоящей на обочине, грелся от включенной печки, пил горячий кофе из термоса и смотрел на экран нетбука, наблюдая за тем, как, укутавшись и поджав к груди ноги, она мирно спит.
Это все — не более чем плывущие рекой воспоминания. Картинки из прошлого, чередующиеся, толпящиеся, рвущиеся без очереди обрывки уносящейся в никуда жизни — то единственное, что заставляет ворочаться в постели, учащает сердцебиение; разбитая на осколки жизнь, принимающая утром форму скомканного одеяла. Там, где нет никакой границы между реальностью и вымыслом, возможным и невозможным, где нет даже самих этих понятий, она иногда бывает именно такой, какой должна была быть — счастливой до беспамятства, наслаждающейся бесконечной красотой окружающих ее людей, хлопающей со смехом в ладони, ловящей крупные, пушистые снежинки ртом - самой настоящей, самой живой из всех живых.
Ее сон всегда начинается с одного и того же: она — счастливая от чего-то еще не случившегося - с ребячьей прыткостью взбегает по лестнице, открывает знакомую дверь и оказывается в старой своей квартире. Мама, наверное, как всегда на кухне, что-то спрашивает, но она не слышит — забегает в комнату и прыгает на кровать — такую удобную — ее, пожалуй, специально сделали такой, чтобы в нее можно было прыгать. Она закрывает глаза и чувствует, что в комнате есть еще кто-то, кроме нее, но совсем не чужой. Он всегда молчит, всегда. Или, может быть, он все-таки что-то говорит? Не слышно. Но он привычный, самый-самый - с ним легко. Они и не разговаривают даже... так... молчат... и все понимают, все-все. И разве может быть иначе?
Иногда они оказываются в самых несуразных местах: ну, например, в поезде или в зоопарке, или еще где-нибудь. Иногда просто валяются в постели, в шутку водят друг друга за нос и сочиняют небылицы - конечно же, самые настоящие, произошедшие в самой что ни на есть действительности. Она — совсем не плохой рассказчик, он — очень хороший слушатель. И всегда солнечно: так, словно льется свет апельсиновым соком — он сладок и приятен, он — любим. Но даже тогда, когда в ее комнате вечереет, откуда-то изнутри, откуда и вовсе ничего быть не может — свет будто каплет с ночника и выхватывает из темноты их двоих — смешных, красивых и вечных.
Как же это? Каждое утро, почти каждое — открглывать глаза и понимать, что это — больше, чем реальность — сон, что пора вставать, добрести до душа и снять с себя его выпархивающие остатки, готовить завтрак... или что там готовят? Если было бы можно оставить хотя бы их, эти последние, кружащиеся и тающие в воздухе лепестки счастья! Каким же добрым, наконец, стало бы утро!
Смятая постель, чужое, холодное ложе, пыль вокруг, старые, давно мертвые вещи вокруг и солдат, навсегда застывший по команде «Смирно!», никогда и не бывший живым. Она прошлась по дому в поисках хотя бы умывальника и, к своему удивлению, наткнулась на еще одну, довольно просторную комнату, которая, как она поняла, и предназначалась для нее: в углу стояла кровать, застеленная свежим бельем, рядом стоял стол и небольшой платяной шкаф, в котором она нашла и одежду - в точности по ее размеру. Напротив была тумбочка с расположенным на ней телевизором. На стенах — несколько полок, полностью заставленных книгами. В комнате была еще одна дверь, за которой оказалась ванная комната.
«Этого больше, чем достаточно» - усмехнулась она, скинула с себя белье и, достав из шкафа полотенце, решила принять горячую ванну.
Читать дальше