Йозеф Гелинек - 10-я симфония

Даниэль предпочел отнестись к случившемуся философски:

— Если вы ставите вопрос так, сеньора, дайте мне десяток билетов.

Но цыганка уже повернулась к нему спиной и устремилась прочь.

— С такими женщинами не надо никакого проклятия Девятой, — заметила судья, стараясь разрядить обстановку.

Но Даниэль видел, что донья Сусана не получила от этой сцены ни малейшего удовольствия. Бросив взгляд на часы, она поняла, что провела в кафе гораздо больше времени, чем рассчитывала.

— Меньше чем через час у меня назначена встреча. Скажи, какова, на твой взгляд, художественная ценность Десятой симфонии?

— Если руководствоваться тем, что я слышал вчера — а слышал я всего одну часть, — Десятая могла бы оказаться еще более передовой и революционной, чем ее предшественница. Она могла бы стать самым смелым произведением самого замечательного композитора в истории. Неким могучим предвосхищением атональности, мощным и отчаянным призывом разрушить все существовавшие в то время артистические условности.

— Я ухожу, но тебе позвонит Пилар, секретарь суда, и скажет, когда тебе прийти в лабораторию для осмотра головы.

Когда судья покинула кафе, а Даниэль остался один за столиком допивать свой чай, он обнаружил, что его мобильник исчез.

В этот же час в городе Вене доктор Отто Вернер, главный ветеринар Испанской школы верховой езды и заместитель директора этого почтенного заведения, встретил в одном из коридоров слепого экскурсовода Джейка Малинака.

— Джейк, ну как концерт Бренделя на прошлой неделе?

Джейк сразу же узнал голос доктора Вернера помимо всего прочего еще и потому, что тот с самого начала поддержал его кандидатуру при приеме на работу.

— Великолепный концерт. Знаешь, он играл очень сдержанно, очень рассудочно, но мне это понравилось.

— Я недавно сказал, что хочу с тобой поговорить, но ты неуловим. У тебя найдется минута-другая?

— В четверть первого у меня группа из тридцати человек, но сейчас я свободен. Я шел в кафетерий, чтобы выпить капучино.

— Капучино в кафетерии? Хочешь кончить жизнь самоубийством? Пошли ко мне в кабинет, и ты узнаешь, что такое хороший кофе, сделанный по-итальянски.

Малинак сложил втрое свою белую трость, переложил ее в левую руку, встал за Вернером и ухватился за него правой рукой, чтобы тот служил ему поводырем.

— Отдаю свою судьбу в твои руки.

Они шли в тишине по помещениям Школы, пока не оказались у высокой зеленой двери, за которой находилась обитель Вернера.

Приготовив Малинаку капучино, доктор сказал:

— История, которую ты всегда рассказываешь туристам о липицианах и генерале Паттоне, документально подтверждена?

Хотя Малинак не мог видеть лица доктора, по его голосу и форме, в которой был задан вопрос, он почувствовал, что Вернер спросил об этом не из простого любопытства.

— Да, конечно. А в чем дело, Отто?

— И русские хотели уничтожить лошадей?

— Во время Второй мировой войны нацисты переправили маток и жеребят липицианов отсюда, из Австрии, из Пибера, в Богемию. Несколько немецких офицеров, взятых в плен советскими войсками, сумели сообщить генералу Паттону, что лошадей хотят пустить на провиант солдатам. Паттон послал спасательную экспедицию в тыл русским и освободил двести пятьдесят лошадей. А почему ты в этом сомневаешься?

— Да я не сомневаюсь. Дело в том, что у меня жена русская.

Немного помолчав, Малинак сказал:

— Прости, я не знал.

— Я рассказал ей эту историю, и началось такое… Она говорит, что это возмутительно, а я как заместитель директора попустительствую тому, что люди, выйдя из Школы, думают, будто русские — шайка живодеров.

— Если хочешь, я перестану об этом рассказывать.

— Нет, речь не о том, но, если можешь, немного подсласти пилюлю. Скажи, что русские обращались с лошадьми без должной заботы и внимания, а Паттон положил этому конец.

Услышав эту версию, Малинак улыбнулся:

— Согласен. Я, конечно, так и сделаю, раз об этом просишь ты. Своим теперешним местом я обязан тебе.

Некоторое время они смаковали капучино, затем Вернер поднялся и сказал:

— Знаешь что? Рассказывай что хочешь. Я предпочитаю лгать не посетителям, а своей жене. Ольге я скажу, что ты больше об этом не рассказываешь, и ей придется поверить мне на слово.

Малинак, оживившись, встал и раскрыл белую трость:

— Не провожай меня до двери, Отто. Я прекрасно передвигаюсь с этой штукой.

Но сделав три шага к двери, экскурсовод споткнулся о какое-то препятствие и упал.