— Но если он не сможет показать, где нашли голову, — сообразил Даниэль, — его нельзя считать убийцей, я понял.
Он отпил кока-колы, чтобы смочить горло, и сказал:
— Я с удовольствием приму участие в расследовании, но почему я должен видеть голову?
— Когда ты ее увидишь, сам поймешь. Но если это выше твоих сил…
— Нет-нет, если это необходимо, я пойду. Надеюсь, я не упаду в обморок.
— Не упадешь. Ты знаешь, что такое судебный эксперт?
Даниэль кивнул, но, несмотря на это, донья Сусана продолжала:
— Эксперт обладает специальными познаниями в науке или искусстве и в случае необходимости дает свою оценку фактов или обстоятельств, интересующих следствие. Ты ведь музыковед? С дипломом?
— Я доктор музыковедения. Моя диссертация посвящена Керубини, композитору, которым восхищался Бетховен.
— Я не хотела вызывать тебя повесткой по одной простой причине: у нас в суде завелся шпион, который все разбалтывает прессе. Вероятно, это кто-то из служащих, хотя мы до сих пор не установили кто. Меня окружают люди с очень низкой зарплатой, и некоторые из них за деньги сообщают желтой прессе и телепрограммам самые гнусные детали расследования.
— Ясно, — ответил Даниэль, который наконец-то понял, каким образом в прессу просочились подробности о случаях жестокого обращения, бросавшие тень на одну из ветвей королевской семьи.
— Мне нужно получить экспертную оценку того, что я покажу тебе сегодня вечером, но я не хочу, чтобы пресса знала, что судья, ведущая расследование, воспользовалась услугами эксперта в области музыки.
— Почему?
Даниэлю показалось, что ее честь хотела сказать «Потому что я так говорю, и точка», но этого не произошло.
— Я предпочитаю, чтобы убийца думал, что мы придерживаемся гипотезы ритуального убийства.
— А это не так?
— Нет. Отсутствие на теле следов жестокого обращения позволяет нам отвергнуть версию о преступнике-психопате, которая так популярна в кино.
— Так, значит, это не Буффало Билл?
Заметив недоумение на лице судьи, Даниэль поспешил вывести ее из затруднения:
— Так прозвали убийцу из «Молчания ягнят».
— A-а. Я не видела фильма.
Судья сильно упала в его глазах. Во-первых, потому, что она не видела фильма, который он считал шедевром, а во-вторых, потому, что она без малейшего смущения в этом призналась. Но тут же он устыдился самого себя, вспомнив о том, что хотя его заинтриговала личность доктора Лектера, он не удосужился прочесть роман Томаса Харриса.
— Серийные убийцы, — продолжала донья Сусана, — испытывают непреодолимое желание унижать свою жертву и причинять ей физические страдания, чтобы отомстить за те обиды, которые, как они считают, причинило им общество. Как правило, в детстве они либо были свидетелями подобных актов насилия и унижения, либо испытали их на себе. Они убивают без разбора, чтобы, с одной стороны, отомстить обществу, а с другой — повысить самооценку, и в своей «работе» весьма компетентны. Убийца Томаса не принадлежит к этому типу. Поэтому мы должны искать другой мотив преступления.
Как только она закончила фразу, зазвонил телефон. Даниэль и судья улыбнулись. Бросив взгляд на экран, чтобы узнать, кто звонит, она, поморщившись, отклонила звонок. Даниэль ощутил свою значимость.
— Что представляет собой отрывок из Бетховена, который Томас играл в доме Мараньона в день убийства?
Изложив ей предысторию, Даниэль добавил:
— Любопытно, но мне все больше кажется, что Томас, вопреки его заявлению, вовсе не исполнял реконструкцию первой части симфонии, сделанную на основе набросков Бетховена. Я склоняюсь к тому, что у Томаса каким-то образом оказалась Десятая симфония или, по меньшей мере, ее первая часть и что он не внес туда ни одной своей идеи и даже не придумал оркестровку. Это было слишком похоже на Бетховена.
— Но зачем ему было…
— Начать хотя бы с авторских прав, — не дал ей закончить Даниэль. — Представь себе, что оркестрам всего мира понравилось его сочинение и исполнение первой части Десятой симфонии Бетховена-Томаса вошло в моду. Что-то вроде Леннона-Маккартни в классической музыке.
— А это возможно? Я хочу спросить: можно ли включать в репертуар неоконченную вещь?
— Такое уже случалось с другими композиторами. Помнишь «Неоконченную симфонию» Шуберта?
— Боюсь, в музыке я не сильна. Мне медведь на ухо наступил.
Даниэль всегда испытывал жалость к тем, кто отказался от наслаждения музыкой, убедив себя в отсутствии необходимых для этого способностей. Он наблюдал, как после небольшой подготовки многие из якобы лишенных слуха людей могли не только получать удовольствие от хорошего концерта, но и прилично играть на каком-нибудь музыкальном инструменте.
Читать дальше