— «Неоконченная симфония» очень часто исполняется, несмотря на то что, как следует из ее названия, она не окончена. В ней есть только аллегро и анданте.
— Этот Шуман умер очень молодым, ведь так?
— Шуберт. Шуман был немного позже. Да, но случай с Бетховеном совсем другой. Почти наверняка можно сказать, что закончить Десятую симфонию ему помешала смерть. А Шуберт, напротив, бросил Восьмую симфонию на середине и взялся за Девятую, которую как раз закончил.
— Я закажу себе еще чаю, — сказала судья. — А ты хочешь еще кока-колы?
— Большое спасибо, нет, — ответил Даниэль. — Я тоже закажу травяной чай. Пить газировку вредно.
Рассуждая о Шуберте, Даниэль совсем потерял нить разговора, и судье пришлось вернуть беседу в нужное русло:
— Как по-твоему, какими еще мотивами мог руководствоваться Томас, скрывая то, что вчерашняя партитура целиком принадлежит Бетховену?
— Наверное, тщеславием, — ответил Даниэль.
— Ты мне сказал, что мелодии, прозвучавшие на концерте, принадлежат Бетховену. Разве мелодии не самое главное в симфонии?
— В случае с Бетховеном — нет. Гениальность Бетховена в том, что из крохотных кусочков музыки, словно из деталей «лего», он создавал грандиозные произведения. Возьмем, к примеру, Пятую симфонию: первая часть — это квинтэссенция музыки, величайшее достижение в ее истории. И она построена на мелодии из четырех нот! Допустим, Томасу были известны мелодии Десятой симфонии, но без гения Бетховена, способного их развить, они ничего не стоят. Сами по себе они почти банальны, их мог бы сочинить любой. И разумеется, есть третья причина. Возможно, Томас не сказал, что у него есть рукопись симфонии, просто потому, что не мог этого сказать.
— Потому что он ее украл?
— Конечно. Если я найду в твоем доме сокровище и захочу его унести, ты справедливо скажешь: «Прости, но сокровище принадлежит мне».
— Предположим, что это сокровище, то есть рукопись Десятой, существует и Томас получил к нему полный или частичный доступ. Сколько такая рукопись может стоить на рынке?
— Точно этого не скажет ни один эксперт. Но я уверен, не меньше нескольких миллионов евро.
— Больше десяти?
— Очень может быть. Песня битлов «All you need is love»… [8] «Все, что тебе нужно, — это любовь» (англ.).
— Я ее знаю. Единственная песня, которую я могу напеть, потому что она начинается, как «Марсельеза».
— Да, эта. В прошлом году один фанат купил рукопись Джона Леннона за миллион долларов. Хотя это просто популярная песенка, которую все знают. А рукопись Десятой, если она существует, была бы неизданной рукописью Бетховена, быть может, самой важной находкой в искусстве за последние несколько веков. К тому же ее появление положило бы конец «проклятию Девятой», — заключил Даниэль таким зловещим тоном, что судье показалось, что это говорит не он, а жуткий владелец далекого замка в Трансильвании.
— Какое проклятие?
Судья постаралась напустить на себя безразличный вид, но Даниэль услышал в ее голосе некоторое беспокойство. Конечно, речь шла не о смятении, а о простом и вполне законном любопытстве, хотя слово «проклятие», казавшееся Даниэлю смешным, несомненно, произвело на его слушательницу сильное впечатление. Он со стыдом подумал, что судья может принять его за человека, который верит в любую ерунду, и попытался закрыть тему, уклонившись от дальнейшего обсуждения:
— Это глупости. Городские легенды. Художественная ценность Десятой симфонии…
— Об этом расскажешь после. А пока объясни мне, что такое «проклятие Девятой».
— Это предрассудок, распространившийся среди музыкантов после смерти Бетховена. Будто все сочинители симфоний умирают после завершения Девятой. К примеру, Малер, несомненно веривший в проклятие, попытался обмануть судьбу. Закончив Восьмую симфонию, он не стал сочинять Девятую и написал «Песнь о земле». На самом деле это была симфония для тенора, контральто и оркестра, но так как Малер не назвал ее симфонией, он думал, что избежал проклятия. И просчитался. Умер, так и не закончив свою Десятую симфонию, как и Бетховен.
— А есть другие случаи?
— Очень много: Брукнер, Шнитке, Воан-Уильямс, Эгон Веллес. Русский композитор Александр Глазунов, завершив первую часть Девятой симфонии, больше к ней не возвращался, тем самым он избежал проклятия и прожил еще двадцать шесть лет.
— Ты веришь в это проклятие?
— Нет, но мне жаль, что я скептик. Мир был бы гораздо интереснее, если бы существовали паранормальные явления.
Читать дальше