Марк Олден - Гири

Мичи ответила коротко:

— Катаки-учи.

— Леди, вы думаете, я понимаю, что вы там говорите? Катаки... как?

— Кто отмерял полной мерой, тому будет отмеряно полной мерой же. Возмездие.

Молиз наклонился вперед.

— Эй, Альдо, помоги-ка мне избавиться от этой сумасшедшей сучки. У меня нет ни секунды свободного времени, и я не собираюсь...

Мичи, — она сидела слева от Молиза, — изо всех сил ударила Молиза подъемом своего башмачка в лодыжку. Мафиози сдавленно вскрикнул от жестокой боли и инстинктивно полез рукой к ушибленному месту. Воспользовавшись тем, что он наклонился, Мичи привстала, подалась в его сторону, занесла над головой согнутую руку и в следующую секунду нанесла мощный удар локтем Молизу в шею около уха. Мафиози повалился на пол машины.

Боль стальными обручами сковала его череп. Чем это она так ударила, так ее мать?!. Чувствуя, что теряет сознание, он попытался стряхнуть с себя затягивающуюся мутную пленку, подняться, хотя бы ухватиться за край сиденья и принять сидячее положение. Но у него ничего не получилось.

Теперь японка уже взгромоздилась ему на грудь. Ее колени давили ему на бицепсы. Поль Молиз был похож сейчас на лягушку, которую собираются препарировать.

Бешеная сука! Что он ей сделал?!

Бог и грешники помирятся...

Никто из тех многочисленных прохожих, которые проходили совсем рядом с лимузином, не остановился и не попытался заглянуть через затемненные окна в салон. Но так или иначе Мичи и Молиз возились на полу машины и снаружи их невозможно было рассмотреть. К тому же в салоне было темно... Молиз приказал Альдо не включать свет. Он хотел дать своим натруженным за день глазам отдых...

Катаки-учи. Правосудие. Месть. От ее руки. Американское правосудие, которое представлял Мэнни, ни в малой степени не удовлетворило бы ее предков...

Дотянувшись до своего башмачка, Мичи вытащила из-за голенища стальную спицу. Она была длиной в четыре с половиной дюйма и настолько остра, что можно было пораниться от простого прикосновения к ее кончику. Сжав спицу двумя руками, японка поднесла ее к подбородку Молиза. Поколебавшись лишь секунду-другую, она резко ударила под подбородок, пробила нижнюю челюсть, пронзила язык мафиози и воткнула спицу в основание гортани.

По всему телу итальянца прошла судорога боли и ужаса, он застонал в нос и попытался еще раз скинуть с себя страшную женщину, но это ему опять не удалось.

О, боже, какая боль!.. Он боролся, но она была ловчее его и продолжала крепко держаться на нем. Удар под ухо сильно ослабил его, а боль во рту парализовала мозг. Сами действия мстительницы поражали своей жестокостью и повергали Молиза почти в суеверный ужас.

Спица... Один звук — и его язык развалится напополам. Он это хорошо понимал.

Вдруг в ее руке появилась еще одна спица. Она держала ее перед самым его лицом, чтобы он мог ее видеть. Затем она быстро ударила этим жутким оружием его в правый глаз. Стальной кончик спицы прошел внутрь черепа и увяз в мозге. Молиз не издал ни единого звука. Но кровь хлынула у него изо рта.

Он понимал, что должен прежде всего сбросить ее с себя, но в глазах стало темно. Отказывали последние силы. Его рот наполнился теплой кровью. Чтобы не подавиться ею, он должен был ее проглотить, но не мог этого сделать, ибо это означало шевельнуть языком и вызвать новый приступ дикой боли от спицы, застрявшей у него в горле.

Он уже не увидел третьей спицы, но зато хорошо ее почувствовал.

Она пробила его левый глаз и тоже вошла в мозг. Он застонал, весь напрягся, тело пробила еще одна судорога...

А затем он расслабился и обмяк.

Умер...

Мичи вытащила из трупа все три спицы и, не обращая внимания на то, что они были окровавленными, положила их прямо в карман своей меховой шубы. Затем она вновь села на заднее сиденье, не спуская глаз с Поля Молиза.

Она неподвижно сидела, выпрямив спину, и что-то еле слышно шептала. Называла имена отца, матери, сестры... Потом она закрыла глаза и опустила голову, отдаваясь воспоминаниям. Ей пришло на память утверждение о том, что человек не может жить под одним небом и ходить по одной земле с тем, кто является убийцей его близких и родных, кто нанес ему самое страшное, что только может быть в мире, — бесчестие.

Рэн-чи-шин. Ощущение висящего на тебе позора может исчезнуть только после того, как исчезнет с лица земли тот, кто опозорил тебя. Кровь отмывается только кровью.

Она надела свою шляпку, снова закрыла лицо шарфом, вышла из лимузина на тротуар и через пару мгновений уже окончательно затерялась в толпе.