Грег Лумис - Секрет Пегаса

У обитавших поблизости вилланов [103] Вилланы — зависимые крестьяне в странах средневековой Западной Европы. не мог я ничего узнать, ибо говорили они на непонятном мне диалекте. Вряд ли сии существа смогли бы дать ответы на вопросы, которые занимали мой ум, даже ежели бы знали франкский язык или латынь. Столь густо были они облеплены грязью, в коей жили, столь сильно смердели потом и собственными испражнениями, что не мог я постичь, что и они тоже были Божьими чадами. Еще труднее было мне помнить, что я сам по рождению являлся их подобием. Чистые одежды, мясо каждый день и удобное ложе для ночлега породили во мне грех гордыни, присосавшийся к душе моей так же крепко, как минога к телу обреченной рыбы.

Однажды в октябре возвращался я из одного из таких странствий. Земля все еще была покрыта пылью, поелику зимние дожди пока не начались. Сады словно пылали огнем созревающих плодов и осенней листвы, виноград был уже убран, и подрезанные лозы торчали как кривые прутья. Холодный ветер дул с запада, принося с собою дыхание нового снега, который видел я на горах, именуемых Пиренеями, где кончается Лангедок и начинается иберийская страна Каталония. Тогда пытался я отыскать ответ на вопрос, почему рыцари не освободили от язычников земли, лежащие по другую сторону этих гор [104] Испания частично находилась под управлением мавров и берберов до 1492 года; в те времена, когда Пьетро составлял свой манускрипт, мусульманам принадлежала не Каталония, а Андалусия. (Прим. Найджела Вольффе.) .

На склоне горы, именуемой Карду, остановился я ненадолго, дабы возблагодарить Бога за столь прекрасное зрелище и помыслить о величии Его, создавшего этот мир за шесть дней. Едва успел я возгласить «аминь», как большой и жирный заяц, без сомнения, отъевшийся за лето благодаря бесплатным трапезам в садах братьев, проскочил прямо у меня под ногами. Отбежав недалеко вверх, он остановился и уставился на меня наглыми глазами.

При виде животного все мысли о Нем, создавшем нас обоих, сразу выскочили у меня из головы. Зато пришло на ум, что за летние месяцы ни разу не отведал сочной зайчатины. Потому поднял я свой посох и осторожно двинулся вперед.

Второй шаг мой пришелся отнюдь не на то, что почитал я за твердую землю под кустом с какими-то ягодами. Нога моя встретила пустоту, и я упал лицом вперед. Когда же встал и наклонился, чтобы поднять упавший посох, то заметил, что кусты скрывали собою отверстие в земле, и было оно куда больше, нежели то, в которое я неосмотрительно наступил.

Передо мною оказалась не звериная нора, а пещера или шахта в камне, белом как снег, лежавший на дальних горах. Сие отверстие было скрыто так искусно, что я проследовал бы мимо и не заметил бы его, ежели бы не упал прямо перед ним. Не сходя с места, на котором стоял, видел я следы работы каменотесов. Следовательно, эта дыра не была естественной трещиной или провалом в горе, но оказалась создана человеческими руками.

Отвернись я тогда и попытайся размыслить, дабы найти объяснение моей находке, открылась бы передо мною мирная благая участь. Но будто сам сатана распалял то любопытство, которое влекло меня дальше.

В свете, пробивавшемся снаружи, видел я, что находился в комнате, возможно, сделанной из пещеры, бывшей тут прежде.

Темнота не позволила мне точно определить ее размеры, но я не только мог стоять во весь рост, но и, подняв руки, не касался потолка, а раскинув их в стороны, не доставал до стен.

В полумраке все же распознал я посреди неровного пола каменный блок, размером примерно с переплетенную рукопись [105] Для манускриптов, копировавшихся вручную монахами, не существовало никаких стандартных размеров, но будет допустимо предположить, что, исходя из средних размеров подобных кодексов, Пьетро имеет в виду параллелепипед примерно в шестьдесят сантиметров длиной, сорок шириной и около тридцати толщиной. (Прим. Найджела Вольффе.) . На этом камне была какая-то резьба. Несколько букв, которые я смог кое-как разглядеть, показались мне похожими на еврейские, возможно, арамейские и латинские. Впрочем, изучая их, я больше полагался на свои пальцы, чем на зрение, потому что свет был очень уж скуден.

Мог ли это быть тот самый короб, о коем говорилось в еретических писаниях гностиков? Камень на ощупь был тем самым, которого так много в Лангедоке. Посему я решил, что вырезан он, скорее всего, там, где я его нашел [106] Автор использует латинское выражение in situ, означающее первоначальное или естественное положение предмета. Так как украшенный резьбой каменный блок вряд ли мог находиться в первоначальном месте своего естественного возникновения, переводчик позволил себе отступить от оригинального текста. (Прим. Найджела Вольффе.) . Да и трудно мне было по-верить, что этакую тяжесть привезли сюда из Святой земли. Не разобрав надписи, не мог я узнать, чем заполнено сие вместилище, но влекла меня к этому знанию жажда не менее чувственная, нежели та, что порой гонит мужчину искать шлюху.