Майкл Маршалл - Измененный

Но оставался еще и тот факт, что мой отец был, главным образом, абстрактным существительным, а не глаголом, словом, обозначающим ощущение, а не действие. Очень жаль, что он не получил того, чего хотел, однако в том нет вины матери, меня или мира. Он был хорошим человеком, и у него, я уверен, были неплохие мечты, но мы ведь спим не весь день, и мечтать — это всего лишь половина дела. Нельзя обрести смысл жизни в условном наклонении.

Отец сам лишил себя нежно взлелеянного будущего, проворонил в мечтах и, наверное, понял это, когда было уже слишком поздно. А может быть, и не понял вовсе. Возможно, в тот день, когда он нагнулся, чтобы поднять две большие банки с краской, в глубине души он по-прежнему мечтал о чудесной рыбацкой деревушке на берегу Франции и размышлял, как ему убедить жену — сын наконец-то уехал из дома, — что уже пора переезжать.

Но лично я сомневаюсь. Мечты бессмертны, непостоянны, эгоистичны — кошки твоего подсознания. Когда им становится ясно, что ты не собираешься уступать их требованиям, они покидают тебя и отправляются тереться о другие ноги.

Я не позволю своим мечтам поступить так же. Не такой парень Билл Мур. Билл Мур глагол. Уж поверьте.

Стеф вернулась с двумя бокалами вина. За это время она успела переодеться в легкое платье, надев его на голое тело, и собрала длинные светлые волосы в хвост на макушке. Она казалась такой высокой, стройной и красивой.

— А день-то становится все лучше и лучше, — заметил я.

— Не обещай того, чего не сможешь выполнить, — сказала она, улыбаясь, и протянула мне бокал. — Ты, хозяин жизни, что-то перестал ограничивать себя в вине.

Я поднялся, принимая величественную позу.

— Ты когда-нибудь видела, чтобы я нарушал обещание?

— На самом деле нет, — призналась она, подходя ближе.

Потом мы охлаждались в бассейне; почти не разговаривая, плавали рядом, глядя на луну и звезды.

И вдруг стало совсем поздно. Стеф примерно в половине второго ушла наверх, в спальню. Я зашел в кухню, взять с собой минеральной воды. Наполняя два стакана из вынутой из холодильника бутылки, я заметил, что к кофемашине прислонен небольшой коричневый конверт.

— Что это? — спросил я.

Спустя секунду сверху, из коридора, донесся голос Стеф:

— Что именно, милый? Проклятая телепатия никак мне не дается.

— Тут, у кофемашины.

— Понятия не имею, — ответила она. — Принесли с почтой после твоего ухода. Кстати, ты не скопируешь мне фотографии с вечеринки у Хелен? Она умирает от нетерпения, хочет посмотреть. Я хотела скинуть на диск, но, может, ты хотя бы выложишь их в Интернет, чтобы она сама выбрала лучшие?

— Ладно, сделаю, — пообещал я.

— Правда сделаешь?

— Правда.

Я взял конверт, разорвал и обнаружил внутри маленькую черную карточку. Перевернул. На другой стороне было написано всего одно слово:

ИЗМЕНЕН.

Он ждет в машине. Прождал уже три часа. И понятия не имеет, сколько придется ждать еще, но это и неважно. У Джона Хантера ушло три недели, чтобы добраться до места. Он купил автомобиль в сотне миль отсюда, поторговавшись о цене ровно столько, чтобы не запомниться продавцу. Когда он выезжал со стоянки, аккуратно выруливая в утренний транспортный поток, продавец уже не смог бы толком его описать. Последние четыре ночи Хантер останавливается в мотелях, каждый раз только на одну ночь. А расплачивается наличными, заработанными в другом штате за две недели физического труда. Все это время он ведет себя настолько обыденно, что ни у кого не возникает причин заметить его.

Хантер выслеживает одного человека. Он наблюдает, как тот выходит утром из дому, затем постоянно присутствует неподалеку, сопровождая его на протяжении всего дня. И наблюдает, как тот назначает деловые встречи, следит за работой на двух строительных площадках, ездит по злачным местам на неброской, но дорогой машине, наслаждается обедом на террасах самых модных ресторанов. Человек пьет красное вино со своими клиентами, но как только те удаляются, переходит на пиво. Он смеется, пожимает руки, запоминает имена жен и детей. Он несколько полноватый, мясистый и достаточно уверенный в себе, чтобы не обращать внимания на веяния времени, требующие от всех помнить об индексе массы тела. Обычный, ничем не отличающийся от других человек…

За исключением только лишь одного.

Несколько раз Хантер проходил достаточно близко, чтобы подслушать, как тот разговаривает по телефону. Один из разговоров касался вовсе не бизнеса. В тот раз человек понизил голос, перешел на заговорщический тон, едва ли не отвернулся от своих компаньонов, сидящих вместе с ним в неприлично дорогом кафе. Он спросил, состоится ли встреча, и казался весьма довольным, получив подтверждение. Явственно слышимое в его голосе удовлетворение должно было всего лишь польстить его собеседнику. Тот и так знал, что встреча состоится, как и было запланировано. Он привык к тому, что люди исполняют его желания, но у него хватает ума, чтобы время от времени делать вид, будто у них тоже есть выбор.